я обещал, что возьму его в труппу выступать в Лондоне и Монте-Карло. На тот случай, если Нижинский не сможет. Он в последние месяцы работает на износ. Я давно знаю Вацлава: после сильных нагрузок он обычно заболевает. Конечно, делает он это неспециально, но такова его творческая натура. Я ждал Чумакова в Лондоне, а он без спросу приехал к нам в Париж. Вацлав был вне себя. Стал мне угрожать. И все это накануне его премьеры как балетмейстера. Пришлось снова сглаживать острые углы, я запретил Чумакову появляться в театре «Шатле» до премьеры. Но у меня в труппе – дети. У них в голове звучит только «я», «я» и снова «я».
– Это вы велели убрать номер Чумакова? – спросил Ленуар.
Дягилев посмотрел на сыщика с нескрываемым удивлением.
– Нам с вами явно повезло, мсье Ленуар. Неужели это так очевидно? – спросил импресарио.
– Каким бы человек ни был аккуратистом, он никогда не оставит свою комнату в таком гигиенически чистом виде. А кроме вас, никто бы не успел заказать уборку, не привлекая к себе внимания…
– Когда Чумаков приехал, они с Нижинским крепко поссорились. Я боялся, что после убийства в «Шатле» полицейские… То есть вы не станете долго разбираться во всех нюансах, а просто найдете в комнате Чумакова какую-нибудь пуговицу от манжет Вацлава и арестуете моего первого солиста. Теперь я вижу, что ошибся, но времени на раздумья у меня не было. В первую очередь я хотел защитить интересы труппы.
– Значит, вы все-таки верите в невиновность Нижинского?
– Он еще мальчик, который не научился врать… Он безусловно чрезмерно капризен. Но он не стал бы мне врать.
– Кто придумал поставить «Послеполуденный отдых фавна»?
– Я. Мы были в Венеции, на площади Св. Марка. Этот город на воде всегда вдохновлял меня. Обсуждая римскую живопись, я принял ряд поз между колоннами дворца. Вацлаву эти позы напомнили фрески и вазовую роспись. Потом мы поговорили с Бакстом, и я решил купить музыку Клода Дебюсси… Так и началась история этого балета, – Дягилев оперся обеими руками на свою трость и улыбнулся.
– А почему вы не доверили его постановку Фокину? Он же официальный хореограф вашей антрепризы.
– Я вижу, что вы уже успели поговорить с Мишей? – Улыбка с лица импресарио стерлась. – Он очень талантлив, но всегда занят. Мне не хотелось его нагружать новым балетом.
– Но Фокин говорит, что вы специально делаете все возможное, чтобы не показывать публике «Дафниса и Хлою», – сказал Ленуар.
– Фокин вообще очень много разного говорит. Никаких препон я ему не создавал. Его спектакль мы должны были поставить еще в прошлом году, но поставили «Нарцисса». А все из-за того, что Равель не успел сочинить музыку! Пришлось просить Черепнина выручить нас и написать другой балет.
– А срыв репетиций? Фокин утверждает, что «Дафнис и Хлоя» – самый важный для него балет, а вы постоянно откладываете премьеру, – продолжал атаковать вопросами Ленуар.
– У Фокина столько же репетиций, сколько обычно дают на подготовку