Ронана, его прямодушие ещё более укрепляли тёплые чувства, которые монах начинал испытывать к своему подопечному. Как бы то ни было, через полгода эти чувства переросли почти в отцовские, неведомые дотоле Лазариусу. Порой он сам удивлялся тому, что испытывала его душа по отношению к ученику. Старец искренне радовался успехам Ронана в обучении, а когда у того что-то не получалось, Лазариус терпеливо объяснял юноше тайны наук. Благо способности молодого Лангдэйла были таковы, что ему редко требовалось многократное повторение для усвоения урока.
Но время обучения Ронана неумолимо подходило к концу, и вот пришла пора расставания. Искренняя, связывавшая старика и юношу дружба, выражавшаяся внешне лишь в уважительной почтительности ученика и добросердечном наставничестве учителя, делали это событие печально-меланхоличным. Однако, если юношескому максимализму не трудно было справиться с этой грустью, хотя и невозможно было её утаить, то пожилому Лазариусу, невзирая на проведённую в странствиях жизнь с неизмеримым числом встреч и расставаний, было гораздо тяжелее справиться со своими чувствами… Но, правда, ему было легче их скрыть с помощью своей невозмутимой рассудительности и мудрой смиренности.
Долго ещё толковали учитель и ученик накануне их расставания.
Глава III
Подслушанный разговор
Когда солнце уже зашло, старец и юноша расстались и договорились встретиться после второй заутрени до трапезы дабы проститься, как то подобает между монахами-наставниками и их учениками в католических обителях. Пожелав друг другу спокойной ночи, собеседники разошлись: Ронан направился в свою небольшую, но уютную келью, чтобы провести там последнюю ночь в ставшем почти уже домом монастыре – в отличие от большинства братии, которые спали в общей опочивальне, разделённой лишь перегородками, у юноши была своя отдельная каморка; а Лазариус по своему обыкновению пошёл в южную часть обители, где в то время находилась богатая монастырская библиотека – у пожилого монаха давно вошло в обычай проводить время до начала первой заутрени в чтении старых манускриптов в этой редко посещаемой другими монахами в столь поздний час комнате.
Смиренное спокойствие Лазариуса было потревожено в тот день не только грустью прощания со своим учеником, но и известием о прибытии в монастырь архиепископа Сент-Эндрюса, который также де-юре был и аббатом Пейсли. Старцу передали, что архиепископ намеревался встретиться с ним на следующий день, после мессы и утренней трапезы. Лазариус с противоречивыми чувствами ожидал этой встречи с другим своим учеником, поднявшимся ныне к самым высотам духовной и государственной власти. «Встречу ли я того же стоического ревнителя веры? – спрашивал себя старец. – Или непоколебимость идей, заложенных в него моими наставлениями, отступила перед искушениями власти?» Таковы были беспокойные думы старца.
Монастырская библиотека