поднялся с земли, подал руку Феде, но тот сам гордо вскочил на ноги. Они направились к воротам, где на улице Федю ждал Илья.
– А кто такой рифмоплёт? – задал Федька вопрос на прощанье.
– Это, Фёдор, поэт, тот, кто стихи сочиняет. – Улыбнулся сквозь чёрную бороду Митрич. – Иди давай. Да смотри, особо не беги! Илье за тобой, богатырём, поспевать тяжело пока будет.
Федя, погружённый в воспоминания, сидел привалившись к стене, и не обращал внимания, что стук молотка по наковальне затих. Митрич вышел из кузницы, посмотрел на яблони с созревающими плодами, перевёл взгляд на облака в голубом небе, а, услышав сопение, кинул взор на Федьку.
«Мальчишка сегодня сам на себя не похож, наверно, случилось что-то, но точно не в семье. Он или не пришёл бы, или просил о помощи. Интересно, что у него на уме?».
– Федьша, что-то ты сегодня сам на себя не похож, – начал кузнец. – То прибегаешь с желанием поработать, деньгу на сапоги зашибить, вопросами пытаешь, всё нечто новое узнать хочешь, а сегодня пришёл тише воды, ниже травы, сидишь тут, к горну ни ногой. Что стряслось-то, Федька?
Фёдор кашлянул, потом ещё раз прочистил горло и промямлил:
– Да мы с ре… Мы это… Ну…
– Ну ты не нукай, не запряг. Что ты мемекаешь, как телок, говори нормально, чего вы с ребятами? Ты знаешь, Федька, мне многое сказать можно и никто не узнает. Чую только, тебе от меня надобно что-то. Прав я?
Федька от такого напора зарделся, а говорить, вообще перестал. Хлопал голубыми глазами, пожирая кузнеца взглядом, морщил лоб да беззвучно открывал рот.
– Так, Федя, дело не пойдёт. Может, тебя травкой угостить? Есть у меня такая, невкуснаяяя – жуть. Но зато затык твой мигом пройдёт. Пошли, щас заварю, а то она у меня без дела висит, пропадает.
Федька, месяц назад, попробовал отвар одной из трав Митрича. Этот отвратный вкус, он долго не мог забыть, его до сих пор передёргивало. Речь, от обещанного благого дела, мгновенно вернулась и Федька затараторил:
– Дядька Митрич, мне день нужон. Завтрашний. Только мамке я скажу, что учиться к тебе пошёл, прям с утра, но к тебе не явлюся. А ещё мне заступы твои нужны, свои взять не могу, мамка заметит.
– Хмм… Заступы я тебе дам, но с условиями: ежели потеряешь или сломаешь, новые сделаешь. Идёт?
– Идёт! Это я запросто, это конечно, – обрадовался Федька, но вспомнил, что условий несколько и настороженно спросил: – А что ещё за условия?
– Ещё одно условие. Мать твоя меня и так никогда ни о чём не спрашивает, но коли спросит, скажу, это даже не сумневайся. Условие моё такое: никуда не лезть, пока старшие ребята сами не полезут, а будут вперёд посылать – шли по матушке, да иди ко мне. Мы таких друзей мигом угомоним. Ну и не говори там с ними много, особливо про бога, что я тебе наговорил.
– Им этого знать не нужно?
– Нужно, Федя, нужно, но не от тебя. Ежели посмеются, понадсмехаются, то ничего страшного, мож, со временем и дойдёт мысля подумать. А вот коли доложат Гришке вашему… Ни к чему тебе эти сложности. Мне-то всё равно, что он мне сделает, а вот тебе…
– Мои