«шлюха» в её страстном монологе было самым умеренным, а фраза о разбрасывании сифилиса самой безобидной. Парень наверняка знал о норове Любиной соседки, изумлён не был, только носом задышал часто и шумно. Люба же метнулась ко входной двери, на беду свою не смогла быстро справиться с капризным замком и с цепочкой, вытолкала парня наружу, захлопнула за ним дверь и бессильно прислонилась к ней спиной, закрыв лицо руками. Танеев, выходивший в это время из кухни, остолбенел при виде этой отвратительной сцены. Застыл на месте, боясь за себя, – что сейчас не выдержит, подбежит к этой старой ведьме и сотворит что-нибудь такое, о чём потом придется пожалеть.
Но успел лишь подумать об этом. Люба вдруг сорвалась с места, подбежала к Розе Петровне, затрясла перед её лицом кулачками, выплеснулась наконец, завопила. Та с на диво спокойным лицом её слушала, даже, казалось, удовольствие получала, что добилась-таки своего. Потом, с тем же невозмутимым выражением лица, матерно послала её по известному адресу. И взбешенная, зарёванная Люба налетела на неё, толкнула на стенку, неумело хлопнула по щеке. Тут уж Танеев бросился к ним. У миниатюрной Любы не было никаких шансов, если крупная, костистая, почти на голову возвышавшаяся над ней Роза Петровна полезет в драку. Схватил Любу за плечи, оттащил, уговаривая не связываться с этой мегерой, в её комнату. Там с Любой началась истерика, одним стаканом воды не обошлось, подоспела жена Танеева, долго не удавалось успокоить Любу. Бабка же больше не выступала, из логова своего не появлялась.
Последовавшие несколько дней в квартире было тихо. Роза Петровна, если встречалась ей Люба, демонстративно не обращала на неё внимания, ходила с загадочным лицом, бормоча что-то под нос. А потом Танеев получил повестку: его вызывали в районный суд в качестве свидетеля. По какому поводу, догадаться было нетрудно. Но, как выяснилось, это не Люба подала в суд на бабку за оскорбления, это Роза Петровна судилась с Любой за полученные от нее побои.
Этот процесс нисколько не походил на тот, когда судили самого Танеева, в небольшой комнате они сидели вчетвером: судья за столом, Роза Петровна у одной стены и Танеев с Любой у другой. Сходство заключалось лишь в том, что была судья такой же моложавой миловидной женщиной.
Танеев, когда пришёл его черёд, позаботился о том, чтобы сильно не заводиться, понимал, что надёжней будет, если говорить станет спокойно, веско. Но уж слов не пожалел, высказал всё, что накипело за годы совместного с Розой Петровной проживания. Рассказал, как издевается та над Любой, как оскорбляет, унижает её, о причине их стычки, официально заявлял, что он, врач, абсолютно уверен в психическом расстройстве её здоровья, что таким как она вообще нельзя проживать в одной квартире с нормальными людьми. Больше того, признался, что, если следовать поговорке о замахе, что хуже удара, его бы тоже следовало сейчас судить – сам он не раз испытывал неодолимое желание прикончить эту невыносимую женщину, еле сдерживал себя. А Люба, он тому свидетель, никаких побоев не