раз хруст исчез. А я вывалил язык на плечо, как сенбернар посреди пустыни, одышка тоже присутствует. Вот блин. Я на физру вообще что-ли не ходил. Вроде в советских школах со спортом всё по фэн-шую было. Наверное, я тот еще прогульщик.
Я оглядел свою комнату, чтобы узнать себя получше. Простенькие обои в безвкусный горошек, массивный, чуть кособокий шифоньер, письменный стол с выдвижными ящиками и панцирная скрипучая кровать с ватным матрацем. Все…
Даже магнитофона нет. Но зато на стене висит гитара. Ух! Неужели я играть умею. В той жизни мне по уху (даже по обоим) пробежало стадо медведей. Больших таких, белых, наверное, ну или минимум гризли. А в этой?
Я снял гитару и сдул с жёлтого, чуть потёртого корпуса, пыль. Левой рукой зажал струны, а правой ударил по ним. Дребезжащий звук разнёсся по комнате. Ударил второй раз. Звук повторился, только стал ещё более противным. М-да-а… А я думал, ща как польётся песня дивная. Очи черные, ну или утки, на худой конец. И два гуся с ними. Хотел, как лучше, а получилось, как у Бузовой. Ну, ту хоть куча народа слушает. А у меня даже воробьи с подоконника смотались после такого концерта. Даже нагадить успели в знак своей признательности.
В дверь постучали, я не успел ничего ответить, как в комнату вошла мать. Вид у не был обеспокоенный:
– Андрей, там к тебе пришли…
– Кто? – удивился я.
– Из милиции. Поговорить хотят.
Я быстро натянул трико с вытянутыми коленями и незаметной дырочкой на бедре и вышел из комнаты.
– На диване, под настенным ковром с изображением пятнистого оленя сидел, похожий на него человек в милицейской форме старшего лейтенанта. Только вместо рогов кустистые усы. Глаза хитрые, как у Бармалея. Нос красный, как у Санты, покрыт сеточкой капилляров. Однако, любит служивый выпить.
– Андрей Григорьевич Петров? – милиционер вопросительно уставился на меня.
О, круто, отчество у меня, оказывается, как в прошлой жизни. Вот так совпадение. Или это не совпадение?
– Да, – кивнул я и уселся на стул напротив.
Мать, заломив руки, прислонилась к стене и вздыхала. Интересно, что он ей уже наговорил? Ладно. Разберемся сейчас с коллегой.
– Я участковый инспектор милиции Осинкин. Жалоба на вас поступила, Андрей Григорьевич.
– Какая жалоба? – непонимающе уставился я на него.
– Ну как же, драку на выпускном затеяли. За школой. Человека чуть не покалечили…
– Какого человека? – включил я Ваньку.
– Одноклассника вашего, Быкова.
У матери отвисла челюсть.
– Все нормально с Быковым, – невозмутимо ответил я. – Он сам упал и нос разбил.
– А у нас другие сведения… – загадочно проговорил Осинкин.
В голове прокрутились все возможные варианты событий. Что-то темнит коллега. Быков меня не сдал. Он даже в учительской ничего не сказал, когда ему в нос затычки вставляли. А тут вдруг целый участковый пожаловал. Конечно, в советское время побои в общественном месте карались