с южноафриканцами.
Дэвид вышел. Пока он шел по коридору, руки его слегка тряслись.
Домой он вернулся к шести. Сара сидела перед огнем и вязала. Он вручил ей большой букет астр, купленный по пути в ларьке.
– Предложение мира, – сказал он. – За прошлое воскресенье. Я был свиньей.
Она встала и поцеловала его:
– Спасибо. Как вечерний теннис?
– Недурно. Форму я оставил там, чтобы постирали.
– Как Джефф?
– Чудесно.
– Ты выглядишь усталым.
– Это из-за нагрузки. Фильм понравился?
– Очень хороший.
– Туман сгущается. – Дэвид помедлил. – Как дела у Айрин?
– Все в порядке. – Сара улыбнулась. – Мы встретили на Пикадилли пару «джазовых мальчиков», и это слегка вывело ее из себя.
– Представляю.
«Каким натянутым стало наше общение…» – подумал он. И, повинуясь порыву, сказал:
– Послушай, а не переклеить ли нам обои над лестницей?
Сара буквально обмякла от облегчения.
– Ах, Дэвид, как бы мне этого хотелось.
Он замялся, потом сказал:
– Иногда мне кажется… что когда-нибудь нам удастся забыть его.
Женщина подошла и обняла мужа:
– Мы никогда не забудем. Ты это знаешь. Никогда.
– Наверное, все забывается. Со временем.
– Нет. Даже если у нас появится другой ребенок, мы никогда не забудем Чарли.
– Я хотел бы верить в Бога, – сказал Дэвид. – Верить, что Чарли до сих пор жив, где-то в загробном мире.
– Я бы тоже этого хотела.
– Но жизнь у нас только одна, не так ли?
– Да, – ответила Сара и мужественно улыбнулась. – Только одна. И надо постараться прожить ее как можно достойнее.
Глава 5
Фрэнк сидел и смотрел в окно на двор лечебницы для душевнобольных, на мокрую лужайку и пустые цветочные клумбы. С раннего утра шел дождь, сильный и ровный. Фрэнку давали ларгактил, наркотик, и он почти все время был спокойным и сонливым. В приемном покое он сидел на сильной дозе, но после стабилизации состояния и перевода в главное отделение дозу уменьшили, и теперь периоды продолжительного отупения прерывались мощными вспышками воспоминаний: школа, миссис Бейкер и ее духовное руководство; день, когда ему покалечили руку. Фрэнк подозревал, что привыкает к наркотику, отчего его действие слабеет, но возвращаться к большой дозе не хотел – ему требовалась ясность ума, чтобы хранить тайну.
Тем понедельничным утром он зашел в боковую комнатку в главном крыле – ее называли «тихая палата» – отчасти потому, что другие пациенты пугали его, отчасти из желания избавиться от всепроникающего сигаретного дыма. Фрэнк никогда не курил. В школе он знал, что ему нельзя дымить вместе с другими ребятами за бойлерной – от табака он отключался, как и от многого другого. Пациенты постоянно стреляли у медперсонала курево: кто «Вудбайн», кто просто самокрутку. Потолки в больнице были черными от копоти. Фрэнк уселся в