эту версию мы определили как «непроясненную», и я бы хотела, чтобы ты ее прояснил.
– Каким образом? – заинтересовался Джербер.
– Мальчик не говорит, – объявила судья, садясь за старинный стол из орехового дерева; Джербер продолжал стоять. – До сих пор не проронил ни слова, хотя на свое имя реагирует. Документов при нем нет, но в его личности нельзя усомниться: он полностью соответствует описанию, данному двумя сотрудниками социальных служб, которые наблюдали за матерью и сыном до того, как они исчезли. Но если мы хотим что-то понять, следует расспросить ребенка, иначе остается слишком много неразрешенных вопросов. – Она стала перечислять: – Что именно случилось в тот июньский день? Куда подевалась мать? И главное: где он сам находился все это время?
– И я должен снять с него блок? – Джербер уже проделывал это раньше. Он вспомнил случай с пятилетней девочкой, которая однажды замкнулась в необъяснимом молчании, а под гипнозом призналась, что няня обижала ее в отсутствие родителей.
– Дело в том, что Николин с виду не запущенный, не исхудалый, разве что волосы слишком отросли. Он пропал летом, но на нем сейчас зимняя одежда. И место, где его нашла пожилая собачница, недалеко от того, где их с матерью следы потерялись.
Джербер по-прежнему не понимал.
– Судья, что именно вы хотите мне сказать?
– В этой истории полно белых пятен, Пьетро. В конечном счете истина может оказаться более простой и одновременно ужасающей, чем мы пытаемся себе вообразить. Знает ее только мальчик. – Бальди не могла подобрать слов, чтобы выразить угнетавшую ее мысль. – Итак, что ты предлагаешь?
Гипнотизер вытащил из кармана плаща черный блокнот, страницы которого пока еще были девственно чисты.
– Открыть игровую комнату.
7
«Игровая комната» и впрямь была комнатой, полной игр. Только все они служили другой цели.
Исследовать сознание детей.
Она во всем походила на детскую, разве что кроватки там не было. На полу – палас всех цветов радуги. Стены соломенно-желтые, увешанные постерами, которые менялись в зависимости от возраста и пола ребенка, туда попадавшего на время. Для самых маленьких – мультяшные персонажи. Или кумиры подростков: певцы, рок-группы, спортсмены. Игрушки тоже менялись, от поездов и кукол до головоломок и видеоигр.
Главное – помочь несовершеннолетнему отвлечься от травмы, которую он получил, что-то увидев или испытав, и выслушать его рассказ. Благодаря играм дети обычно вели рассказ без напряжения, не то что в кабинете следователя или в зале суда.
Комнату готовили детские психологи, все было продумано, каждый предмет играл свою особую роль. Если мальчик или девочка с ожесточением набрасывались на пупса или куклу, можно было предположить, что дети подвергались насилию. Сеансы всегда проводились профессионалами, а микрокамеры, скрытые в стенах, записывали все, что происходило, для последующего занесения в протокол. Еще была стена