к губам, чтобы ее любимица не проговорилась о только что виденном.
– Странно, – сказала после некоторого молчания г-жа де Мотвиль.
– Что же странного? – произнесла королева.
– Помнит ли ваше величество день, когда эта боль впервые появилась у вас?
– Я помню лишь то, что это был грустный день, Мотвиль.
– Этот день не всегда был для вашего величества грустным.
– Почему?
– Потому что двадцать три года назад, и притом в тот же час, родился царствующий ныне король, прославленный сын вашего величества.
Королева вскрикнула, закрыла лицо руками и на несколько секунд погрузилась в раздумье. Было ли то воспоминание, или размышление, или еще один приступ боли?
Молена кинула на г-жу де Мотвиль почти что свирепый взгляд, до того он был похож на упрек. И достойная женщина, ничего не поняв, собралась было для успокоения своей совести обратиться к ней за разъяснениями, как вдруг Анна Австрийская, внезапно поднявшись с кресла, сказала:
– Пятое сентября! Да, эта боль появилась пятого сентября. Великая радость в один день, великая печаль – в другой. Великая печаль, – добавила она совсем тихо, – искупление за великую радость.
И с этого момента Анна Австрийская, как бы исчерпав всю свою память и разум, снова замолчала, глаза у нее потухли, мысли рассеялись и руки повисли.
– Нужно ложиться в постель, – сказала Молена.
– Сейчас, Молена.
– Оставим ее величество, – упорствовала испанка.
Госпожа де Мотвиль встала. Блестящие и крупные, похожие на детские слезы медленно катились по бледным щекам королевы. Молена, заметив это, пристально посмотрела на Анну Австрийскую своим упорным настороженным взглядом.
– Да, да, – промолвила королева. – Оставьте нас; идите, Мотвиль.
Слово нас неприятно прозвучало в ушах французской любимицы. Оно означало, что после ее ухода последует обмен воспоминаниями и тайнами. Оно означало, что беседа вступает в свою наиболее интересную фазу и что третье лицо – а именно она, Мотвиль, – лишнее.
– Чтобы помочь вашему величеству, достаточно ли одной Молены? – спросила француженка.
– Да, – сказала испанка.
Госпожа де Мотвиль поклонилась. Вдруг старая горничная, одетая так же, как одевались при испанском дворе в 1620 году, откинув портьеру и видя королеву в слезах, г-жу де Мотвиль, искусно отступающую под натиском дипломатических уловок Молены, и эту последнюю в разгаре ее дипломатии, без стеснения направилась к королеве и радостно прокричала:
– Лекарство, лекарство!
– Какое лекарство, Чика? – перебила ее Анна Австрийская.
– Лекарство, чтобы вылечить ваше величество от болезни.
– Кто же доставил его? – живо спросила г-жа де Мотвиль. – Господин Вало?
– Нет, дама из Фландрии.
– Дама из Фландрии? Кто она? Испанка? – повернулась к горничной королева.
– Не знаю.
– А кем она прислана?
– Господином Кольбером.
– Как зовут эту даму?
– Она не сказала.
– Ее