Маркунин. Он разглядел её от падавшего из окна электрического света через веранду. На улице только кое-где горели на столбах фонари. Вера была полноватая, круглолицая, но с несколько пухлыми щеками, прежних утончённых черт, которые делали её красивой, в ней почти уже не остались, она совсем обабилась. Так что нынешняя её внешность его разочаровала.
– Ты, Юра, что ли? – в оторопи сдавленно проговорила она. – А чего мать не пустила в дом? – быстро спросила.
– Я не напрашивался, ждал… Надо поговорить…
– Давай проходи! – отстранённо пригласила она, указывая рукой.
В доме было чисто, аккуратно, обстановка старая, какая, наверное, стояла и в те далёкие годы. Маркунин только сейчас по-настоящему почувствовал тоску по тому времени, которое здесь, казалось, остановилось. Он поставил при входе чемоданчик и смотрел на Веру, снимавшую пальто. Маркунин был в кожаной куртке на меху, шапку из норки держал в руках. Из прихожей, однако, приметил в зале новый японский телевизор, от которого дохнуло на него нынешним смутным временем.
– Ну, садись сюда! – предложила бодро хозяйка, Маркунин сел к столу, из спальни вышла мать Веры, маленькая, высохшая уже.
– Так это ты, Юрка? – спросила она, наклоняясь к нему. Маркунин кивнул. Женщина хлопнула с недоумением в ладоши, застыла, качая головой. – А чего же так… поздно? И где же ты был, чего так бросил её, и как ты ещё вспомнил? Окаянный! – плаксиво произнесла она.
– Мама, успокойся! Никто его тут не ждал. Я знала, что…
– Вера, я тогда приехал и заболел, воспаление лёгких открылось, – быстро заговорил Маркунин. – А потом меня послали в Сибирь, нет, не думай, я не был женат. Но о тебе думал, на месте больше года не сидел. Так и ездил по свету, как кочевник…
– И скока ты детей так, окаянный, по всему свету разбросал? – жёстко спросила мать Веры.
Маркунин тоже иногда думал об этом, но сосчитать не мог, хотя почти точно знал, что не меньше пяти, наверное, было. В голове опять, как и в поезде зазвучал мотивчик любимой в молодости песни: «…Колёса диктуют вагонные, где срочно встретиться нам, мои номера телефонные разбросаны по городам… заботится сердце, сердце волнуется, почтовый пакуется груз, мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз…».
– Я ничего не хочу знать о твоих странствиях! А ты, мама, пока я говорю, не встревай. Пусть ему будет век стыдно, если он бросал женщин в положении, как меня. Да, Юра, я хочу знать точно: зачем ты приехал? Увидеть сына, передо мной покаяться? – Вера была сильно взволнованна, но сохраняла самообладание. Маркунин, казалось, почти не изменился, разве что лицо осунулось, погрубело, а глаза такие же жёсткие, которые всегда внушали ей надёжность, всезнание… она тяжело перевела дыхание, глядя на него.
– Разве я похож на кающегося грешника? – Маркунин смотрел серьёзно, но искренне, хотя он мог ответить на её вопрос: зачем он приехал?
– Ты был уверен, что я не замужем? Ошибаешься – была, Юра, но муж