несколько неловких секунд, во время которых министр, не шелохнувшись, впервые окинул молодых чиновников жёстким, пронзительным взглядом. Янтарные глаза его сверкнули совершенно холодно и враждебно, но фавориты императора никак на это не отреагировали. Затем князь улыбнулся.
– Осмелюсь спросить, занимался ли кто-то из присутствующих данным проектом вплотную, чтобы иметь о нём полное представление?
Его голос оставался абсолютно ровным. Он даже приобрёл мягкие будничные оттенки, как если бы князь Мешерие участвовал в светской салонной беседе. Но…
– Это сейчас не имеет отношения к делу, – возразил Пьерше. – Вам известно мнение покойного императора, память которого Аурелий глубоко чтит.
– То есть вы признаёте, что нет, но при этом желаете принять серьёзное решение с далеко идущими последствиями. Весьма самонадеянно, должен сказать. – Улыбка князя стала чуть шире, точно приветственная.
– Ваше мнение в данной области совершенно без надобности, министр финансов, – с усмешкой парировал Пьерше. – Император способен самостоятельно определить компетентность каждого из нас.
– Именно поэтому я с удовольствием обсужу с вами текущее положение дел, если только Его Величество действительно сочтёт себя не в силах выполнять свой долг. – С лёгким поклоном князь отвернулся от них. – Ваше Величество, должен отметить, что имеются новые возражения, которые необходимо рассмотреть, и они могут оказаться решающими для перемены резолюции. Ваше Величество!
– Да-да, оставьте, пожалуйста, бумаги… – вздрагивая и выпрямляясь, точно вырванный силком из тяжёлого сна, ответил Аурелий. – Я сам приму решение, но чуть позже.
Больше всего в эти дни ему хотелось одиночества: ещё раз, хотя бы мысленно, обратиться к родителям. Побыть наедине с воспоминаниями. Груз невыясненных вопросов придавал утрате особо горький привкус. А вместо этого его постоянно дёргали, дёргали… хоть Аурелий и понимал, что это неизбежно.
Его друзья ещё некоторое время спорили с министром финансов. Князь Мешерие никак не желал убираться восвояси, но он был фигурой, с которой приходилось считаться или, во всяком случае, следовало соблюдать осторожность. О том, как он приобрёл славу дворцового интригана, ходили легенды. Расстались холодно, если не враждебно, и документы князь забрал с собой.
После обеда разбирали пришедшую за утро корреспонденцию и составляли план, какие задачи необходимо решить в первую очередь. Друзья здорово помогали Аурелию, проводя рядом с ним ночи напролёт и компенсируя нынешнюю рассеянность.
Поздно вечером, когда император прилёг отдохнуть, все трое вышли, чтобы сделать кружок по прилегающему к дворцу парку. Было очень свежо. Густая, прожорливая темнота скрадывала пространство и предметы, и фонари у лавочек, рассеивающие зеленоватый свет, были лишь ещё одной её частью, а не противником. Издалека, словно из другого мира, доносилось ржание лошадей. В такой обстановке разум начинает