и портретом Маркса в руках и прямо этим портретом ударил Семен Семеновича по лицу. На старика зашикали и он исчез в толпе, а Семен Семенович со сломанным носом поехал плакаться Кларе. Клара высмеяла его, обругала и монархию, и демократию, и коммунизм, приложила к его носу холодный пятак и выставила на стол бутылку. Нос Семен Семеновича, конечно, со временем зажил, но появилась лишняя горбинка. И это уже на всю оставшуюся жизнь.
15.
Брак Лерочки и Альберта, такой скоропалительный и неожиданный для всех, оказался на редкость прочным и долговечным. Их сынок Сенечка давно уже вырос, закончил школу, папин институт и уже лет десять с переменным успехом подвизается на театральных подмостках и в кино. Изредка на телеэкране мелькает его милая рожица с водянистыми глазками, как у Лерочки, в обрамлении рыжих кудряшек, как у Альберта.
Семен Семенович недолго сердился на молодоженов. Узнав, что сыночка они назвали в его честь, он расчувствовался и все простил. Как только не старался он угодить Сенечке! Он обходил своих знакомых во всех ближайших магазинах, и на столе у его приятелей не переводились киевские котлетки с косточкой, ветчина, зефир в шоколаде и торт «Птичье молоко». Без Семен Семеновича не обходилось ни одного праздника, ни одного застолья. И уж он из кожи вон лез, снабжал хозяев дефицитными продуктами, дарил роскошные подарки, особенно сынуле. Правда, принимали Семен Семеновича во вторую очередь, с гостями попроще.
«Ты не обижайся, Семен», – обычно говорил ему Альберт Иванович, дожевывая бутерброд с копченой колбасой, – «сегодня у нас собираются люди чужие, скучные, но нужные – «нужники». А вот назавтра – милости просим!»
Семен Семенович привык и не обижался. Он с грустью смотрел, как подрастает Сенечка, как стареют его родители. Вот уже Лерочка кандидат наук и доцент. По этой причине она утратила былую стройность, располнела, покуривает папироски, сидя за письменным столом. У нее одышка, а домашнее хозяйство она запустила вконец. Сухомятка – беда всех ученых и артистов.
«Ах, Лерочка», – как-то сказал Семен Семенович, и душа его пела в эту минуту, – «что если я признаюсь, что тебя одну я любил во всю свою жизнь?..»
Семен Семенович испугался собственных слов, заерзал на табурете и начал неловко похохатывать. Но Лерочка ответила ему серьезно:
«Сеня, а если я тоже скажу», – тут она сделала долгую паузу, – «если я скажу, что я тоже…если я вдруг поняла, что тоже во всю свою жизнь…»
«Лерочка!»– вскрикнул Семен Семенович, сполз с табурета и оказался у ее ног.
(Как я люблю Вас, Семен Семенович, в такие минуты! А если я Вам скажу, что уже давно сроднился с Вами, что даже начал порой отождествлять Вас с собой, что Вы стали частью моей души?)
«Но, Лерочка, ведь есть Альберт», – промямлил Семен Семенович, поникнув вдруг головой.
(Эх, что же Вы за тямтя-лямтя, мой дорогой Семен Семенович! Ну кто же вас тянул за язык?! Кто говорит даме такое? Кто ей напоминает про надоевшего мужа?!