только что открыл новую планету. Но, без сомнения, чувство было преимущественно сильное, глубокое, нежели у первого.
Летние вечера долгие. Было ещё светло. Вдруг Том прекратил свистеть. Незнакомец стоял перед ним. Он был чуть крупнее его. Новое лица любого возраста и пола всегда привлекало внимание жителей бедной старой деревеньки Санкт-Петербурга2. Мальчишка был к тому же хорошо одет, как на праздник. Это было поразительно. Изящная шапка, синяя курточка, застёгнутая на все пуговицы, была новенькой и чистенькой, как и его штанишки. На ногах были ботинки, а сегодня только пятница. У него даже был галстук – из очень пёстрой ленты. У него был вид городского мальчишки, это взбесило Тома. Чем дольше Том смотрел на это великолепное чудо, тем выше задирал свой нос при виде его наряда и тем более жалким казался ему свой. Оба молчали. Если один делал шаг, то другой тоже, но только в сторону, по кругу. Они пристально смотрели друг другу в глаза всё это время. Но Том наконец произнёс:
– Я тебя поколочу!
– Хотел бы я посмотреть на это.
– Я могу легко это сделать.
– Ты не сможешь.
– А, вот и смогу.
– Не сможешь.
– А, вот и смогу.
– Не сможешь.
– Смогу!
– Не сможешь!
Неловкое молчание. Затем Том спросил:
– Как тебя зовут?
– Не твоего ума дело.
– Захочу будет моё.
– Хорошо, покажи. Ну же?
– Поговоришь так ещё, увидишь.
– Говорю, говорю, говорю. Ну что же?
– Ой, да ты у нас, я вижу, умный. Правда? Я одной рукой тебя уберу, если захочу.
– Ну так давай. Ты же сказал, что хочешь.
– Я и сделаю, если ты вздумаешь дурить меня.
– О, да! Видал я уже таких.
– Самый умный? Ты думаешь, если ты такая важная птица, то всё? Ой, какая шляпка!
– Ты можешь потрогать её, если так нравится. Попробуй сбить её с моей головы – тогда узнаешь.
– Врёшь!
– Сам врёшь!
– Куда уж тебе драться, ты – трус.
– Ну и проваливай!
– Если ты ещё поговоришь, то я расшибу об тебя камень.
– Так и поверил.
– А ты поверь.
– Ну, так сделай. Болтаешь, болтаешь, а ничего не делаешь. Сделай же. Или ты боишься?
– Я боюсь?
– Да, ты.
– Я не боюсь.
– Боишься.
Ещё одно неловкое молчание. И всё больше пристальное разглядывание, и ходьба по кругу. Теперь они уже плечом к плечу.
– Убирайся отсюда! – говорит Том.
– Сам убирайся!
– И не желаю.
– Я тоже не желаю.
И они стояли, каждый поставил ногу под углом для опоры, напирая друг на друга всей силой. Они презрительно смотрели в глаза. Но ни тот, ни другой не мог одолеть.
Когда уже оба разгорячённые и красные, они начинаются понемногу ослаблять свой натиск, и тогда Том говорит:
– Ты трус и щенок! Я расскажу про тебя моему старшему брату, он мизинцем тебя размажет; так и сделает,