гладкие.
– Что ты делаешь? – смущенная происходящим, Руслана не смогла сдержать смешка. – Пытаешься меня усыпить?
– Успокоить, – раздался из темноты невозмутимый голос. – Ты так ногой дергаешь да зубами стучишь, что всех лошадей сейчас перепугаешь.
Руслана обиженно поджала губы и обняла притянутые к груди ноги. Она и не думала, что страх ее так очевиден… Но ведь время текло, рядом в темноте скользили тени духов, а Войко все не шел.
Когда Зоран снова запел, его голос заглушил невеселые мысли. Как ни старалась Руслана закрыться от его колыбельной, не слушать, чтобы снова в свое горе окунуться, да не могла. Мелодия, которую мурлыкал дозорный для них двоих, просочилась в кровь и соболиной душегреей укутала сердце.
Руслана сдалась. Закрыла глаза всего на миг, но, убаюканная неумелым пением и теплом чужого тулупа, уснула.
Сквозь сон пробиралось тепло и мягкость, ласкающие левую щеку и плечо. Руслана заворочалась, и нос что-то назойливо защекотало. Уже почти окончательно пробудившись, она махнула рукой перед лицом, но раздражающее ощущение никуда не исчезло. Нехотя разлепив веки, Руслана обнаружила, что провела ночь на стоге сена.
– Он не появился, – раздался совсем рядом низкий голос, от которого Руслана резко подскочила.
Она мигом вспомнила, о ком речь, где и с кем она находится и почему это случилось. Умиротворение пробуждения сменилось гадким, скребущим где-то под ребрами чувством. Лучше бы все это было сном и заполнило собой ночь, проведенную без видений.
– Я не знаю, что теперь делать. – Собственный голос вмиг состарился от навалившейся ноши, а сама Руслана скрючилась, точно дряхлая старуха. Она обхватила побледневшее лицо ладонями, надеясь укрыть слезы, но те все никак не шли.
Она ждала, что Зоран, так же, как и Войко, предложит бежать из города, но тот молчал. Сидел неподалеку на сене и крутил в пальцах оберег из орешника – круг, внутри которого высечена не то буква, не то руна. К амулету была привязана красная, как переспелое яблоко, лента, с потрепанными краями и тонкими редкими прорехами.
– Матушка с горя умрет, – хныкнула Руслана, но заплакать вновь не получилось. – Она мечтала, чтобы я замуж вышла. Хотела внуков нянчить…
– А ты сама чего хотела? – вмешался в причитания Зоран, но взгляд от оберега так и не ото- рвал.
Быть как все.
– Не сгореть на костре, – буркнула Руслана, стыдясь истинных мыслей. Признаваться вслух, что она боится осуждения, страшно. А понимать, что вместо мечты существует только обязательство следовать по проторенной дорожке, – стыдно.
Разочарование в себе окатило Руслану, точно ушат снега после раскаленной бани. Она уставилась перед собой, лицо окаменело, а в глазах застыли невыплаканные слезы. Затрепетали темные ресницы, и вот хрустальная капля скатилась по жемчужно-бледной щеке.
– У тебя нет других догадок, куда Войко мог пойти? – Зоран упрямо не смотрел на Руслану, но она не сомневалась – ее слезы тайной не остались.
Зоран смущался ее печали так же, как она стыдилась себя.
Быть как все…
Горячие капли оставляли на тулупе влажные пятнышки. Руслана касалась их кончиками пальцев,