Было ощущение, что я только что наступил на красивый цветок, пятясь куда-то спиной. Получается, что у нее больше самообладания, чем у меня. Она сказала еще что-то мне в след уже громче, но я едва ее слышал, так как уже скрылся в коридоре. Мне было очень стыдно за свое неуклюжее и дерганное поведение, но еще больше мне было стыдно вернуться туда и взять из ее рук, эти проклятые конспекты, – пропади они пропадом. Я помню как я шел по этому длинному коридору из аудитории, а из глаз лезли не слезы, а камни какие-то, раздражая кожу век.
Вот таким я был рыцарем, который сам падал с коня в грязь, и сам потом считал ее недотрогой. После этого я стал чаще пропускать пары, чтобы не встречаться с ней глазами, и как только стал забывать этот конфуз, явился на лекцию как ни в чем ни бывало, будто ничего этого и не было вовсе. Я так же улыбался как прежде, шутил, и рассказывал истории друзьям. Я всегда сидел за последней партой, чем страховал себя от подозрительных взглядов, и вопросов от надоедливых преподов, которые вечно что-нибудь спрашивали у сидящих на первых рядах. Она конечно заметила мое присутствие, и я был уверен, что она меня ждала, но вот что она скажет мне или как на меня посмотрит – для меня было загадкой. Я до конца так и не разобрался, прокручивая тот болезненный эпизод в памяти, обиделась она или нет. Я вспоминал ее выражение лица и те слова вдогонку, и терялся в догадках, какое же мнение обо мне у нее в итоге сложилось. Вспоминал, и постоянно расстраивался, потому что все, что рисовала мне память, было отнюдь не в моею пользу.
Вообще я и раньше за собой замечал, что когда я проявлял интерес к девушкам, то внезапно терял свою мальчишескую неуязвимость и независимость. Будто с меня резко сбрасывали теплое одеяло, к которому я давно привык, и которое единственное меня грело. И каждый укол в таком состоянии мне казался глубоким порезом, который после оставлял бугристые шрамы. Всякий раз когда мне встречалась прекрасная незнакомка, я вместо того чтобы сбавить шаг, наоборот его увеличивал, и вместо того чтобы улыбнуться ей, корчил зачем-то серьезное лицо и отворачивался. Почему происходило такое перевоплощение во мне я понять не мог, да и разбираться в этом никогда не было ни времени, ни сил. Приходилось просто принимать это как данность и подстраиваться. Поэтому в обществе девченок мне до сих пор проще держаться холодно и равнодушно, чем испытывать эту слабость и необъяснимую ранимость, которая мне самому не нравилась, и уж тем более я не хотел, чтобы этот мой недостаток заметил кто-то еще посторонний. На мой взгляд, он меня не украшал, и не придавал искренности, он меня подменял кем-то другим, кем-то более слабым. Но рядом с ней я не мог уже как раньше изображать равнодушие, и вот я снова стал уязвимым и не мог ничего с этим поделать. Я превращался в человека, за которого мне было стыдно перед самим собой.
Но во мне все еще теплилась надежда, что все таки она поймет мое поведение адекватно, как признак моей к ней влюбленности, а не безумия какого-то, каким оно могло показаться кому-то со стороны. Всю лекцию