вы издеваетесь! Самовлюбленный болван! – Мои пальцы сжались, из глаз брызнули злые слезы. – Идите кривляйтесь перед своими, – я махнула рукой в сторону оживленной компании студентов, – они оценят.
Я резко повернулась и пошла прочь, но успела услышать, как тип пробормотал себе под нос: «В отличие от вас!»
– А воробушек-то с характером! – донеслось откуда-то сбоку, со стороны зевак, которые следили за происшествием, попивая пунш.
– Мисси, я не хотел вас обидеть, только подразнить слегка, прошу простить, – виновник моего позора в два счета догнал меня и загородил дорогу. Теперь в его голосе не слышалось насмешки: – Могу я загладить свою вину?
В глазах и в самом его тоне не было ни прежней фамильярности, ни насмешки. Но облегчения это почему-то не принесло. Скорее, наоборот.
– Можете, – все мои силы уходили на то, чтобы держаться холодно и гордо, – оставьте меня в покое. Не имею желания вас видеть.
– Ну что ж, – он обозначил легкий поклон, – тогда обещаю не досаждать вам своим присутствием, пока вы сами об этом не попросите.
Вот и поговори с таким… Досада не исчезала. К тому же я вдруг поняла, как неряшливо выгляжу: верхние пуговицы полушубка расстегнуты, медальон, который я носила на шее, лежит поверх полушубка, а щеки, лоб и нос – мокрые от снега. Я торопливо провела ладонью по лицу и, зажав медальон в руке, не отказала себе в удовольствии оставить последнее слово за собой:
– Надеюсь, слово вы держите лучше, чем извиняетесь.
– Уж будьте уверены, воробушек.
– Вы опять? Извольте выполнять обещанное! – на этом я, наконец, удалилась.
Я сделала пару шагов, как вдруг на мои пальцы, до сих пор сжимающие медальон, капнула кровь. Я приложила ладонь к носу: так и есть, небольшое кровотечение, следствие волнения. Со мной давно уже такого не случалось, хотя после гибели родителей бывало частенько. Хорошо, что никто не заметил. Как могла, на ходу привела себя в порядок. О возвращении на гору речи не было. Меня до сих пор трясло от возмущения. Я решила пройтись по ярмарочным рядам, побаловать себя горячим угощением, а затем купить подарок Лиззи. Уже гораздо позже, дома, когда я рассказывала сестре о случившемся, и она, смеясь, спросила: «Он хоть был хорош собой?», поняла: да, хорош. Если бы не это, возможно, я злилась бы меньше.
Вот так произошла наша первая встреча.
А сейчас я сидела на яблоне, гадая, что лучше: спрятаться за книжкой в надежде, что меня не узнают, или сделать вид, что это я его не узнаю. Ну вот не помню. Забыла, и все тут. Эверт Диксон, надо же.
– Мист Степлтон, мы с сестрой приносим свои извинения за то, что воспользовались вашим садом без разрешения, но дело в том, что нам совершенно негде уединиться, – Лиз потупила взгляд, одновременно подавая мне знаки: не спи, вступай в беседу. Но я снова раскрыла книжку и трусливо уткнулась в нее носом.
– Видите ли, Эмма у нас такая трепетная романтическая натура, а у вас такой красивый сад, – в отместку за этот саботаж пропела так называемая сестра.