золотисто
занимается день,
и немного дрожат
надо мной молодые листья.
Перед каждой субботой…
Перед каждой субботой
отец из меня достает небольшое слово,
и я застываю.
Я застываю, но мысль моя
невесома,
и пока отец закрывает дверь,
на засов
запирает ставни,
мысль меня несет
к берегам Влтавы.
Там, у реки, мысль меня
превращает в песок и глину,
и меня несет уже река
мимо кладбища, замка мимо,
протекая сквозь
города, луга, перелески,
приносит к морю,
море меня принимает,
море мое растворяет горе,
и я на миг забываю, что я
самый обычный голем.
Иногда слова, что в моих устах,
застревают как камни в горле.
Если я не из наших, то я,
может, просто один из гойим,
но отец говорит, что я не из гойим,
а самый обычный голем.
Я ему говорю: возьми у меня
ребро,
сотвори кого-то:
брата, друга, собаку, кота, земляного бога.
Разве это много, отец?
Ведь это совсем не много.
В этом пыльном пустом чердаке
мне так одиноко.
Отец говорит, Адам был как я,
но только с дыханьем божьим,
кровью в жилах, нутром горячим,
молочной кожей,
с жаждой славы, любви и мести
в мятежном сердце.
– Оттого Адам и был смертен, а ты бессмертен.
Отец говорит, что меня приручил и теперь
за меня в ответе,
что в груди без сердца легче, вольней без сердца.
Он не знает: во мне давно
зародилось сердце,
и теперь оно бьется, так бьется, что я научился
плакать,
слезы мне смывают черты, лицо начинает капать,
и тогда я снова рисую себе глаза деревянной
палкой,
и когда приходит отец, я ему улыбаюсь,
легко, широко и ярко,
потому что я самый обычный голем,
а голем не может плакать.
Снег хрустит под ногами, и дед говорит внуку…
Снег хрустит под ногами, и дед говорит внуку:
– Мне всегда хотелось увидеть большую зиму.
Звезды падают с неба, в воздухе пахнет дымом.
Дед дитя обнимает и дует ему на руки.
– Посмотри, снежинки похожи на хлопья соли,
крошки белого хлеба, только белей и лучше,
снег – простая вода ледяная над спящей сушей,
и мы ходим по этой воде – ледяному полю.
– Здесь совсем нет боли, а только дыханье божье,
млечный путь и ветер, звезд голубых осколки,
только ели и вьюга, ели и вьюга только.
Снег ложится на щеки, тает на теплой коже.
– Вот снежинки дрожат в твоих золотых ресницах,
Я тебе обещаю еще раз потом присниться,
А теперь забудь все, что я тебе сказал.
Лазарь делает вдох и открывает глаза.
Иуда бежал, и поступь его была,