и, благодаря Богу да природному здоровью, изменения вокруг не заставили себя ждать. Мышцы с непривычки болели, мозоли жгли ладони, но настроение улучшалось с каждым последующим законченным делом, к тому же распускалась майская сирень, атакуя волшебными, буквально, неземными запахами.
Дионис пообедал, отдохнул с полчаса и полез на крышу прочищать трубу, на которой, похоже, не один год квартировал краснохвостый аист. Наверху маленькое с пятачок солнышко жарило не по-детски, и открывался вид на убегающее предгорье. «Надо бы подняться к моей пещере,» – подумал он, устанавливая металлический колпак над очищенной кирпичной трубой. Проверив целостность кладки на чердаке, Дио вспомнил вдруг о старом сундуке, издревле спрятанном в углу кем-то из предков. Он обнаружил тайник в детстве, помнил, что там кипы старинных бумаг и альбомов, но подробности ускользнули со временем, а сейчас страстно захотелось взглянуть на спрятанное богатство.
Сундук представлял из себя старинный ящик, обитый задубевшей уже толстой кожей и по каркасам крышки и короба покрытый позеленевшей медью. Родом он был из девятнадцатого века, на что указывал его изготовитель: «Артель Пегасъ 1881 г. «Чего только там не было! Плотными рядами сверху лежали запылённые тетради разного формата и толщины, от стопок зелёных тетрадочек в клеточку за 3 копейки до массивных, размера фолиантов, кожаных общих тетрадей и ежедневников. Одни были исписаны мелким почерком от корки до корки, другие допускали лакуны, пропуски и рисунки: личные дневники, пробы пера, размышления сотен лет в несколько десятков имён. Дионис аккуратно доставал «пергаменты» и складывал в стопки, пока не был окружён со всех сторон выросшими бумажными колоннами. Наконец, закончились рукописи и пошли пакеты с фотографиями, документами и грамотами, а в самом низу покоились коробки всевозможных наград, знаков и старинной мелочовки. Дио так увлёкся рассматриванием, что не заметил, как стемнело. Прихватив самые старые рукописи, он спустился в холл и зажёг свет, расположившись у камина.
Раз в двадцать лет он забирался в сундук, перебирая полинявшие древности, последний – когда ещё был жив старший брат, Виктор, и при котором память раздваивалась… Воспоминания нахлынули лавиной, и Дионис заулыбался, погружаясь в омуты прошлого, потом, спохватившись, налил себе горячего некрепкого чая из медной турки и отложил находки до утра. Эмоции от настоящих историй трудно обуздать, а они порой выкачивают из человека все силы до последнего ньютона.
В пять утра, сделав пробежку, Дионис заварил кофе, разжёг камин и расположился в кресле с рукописями. Самую старую, с «ятями», видимо, писал пращур, Серафим Ершов, которая начиналась так: «Я родился в славном городе Рыбинске, что на Волге, на стрелке реки Черемхи…
В раннюю минуту Серафим лежал на чердаке четырёхэтажного дома и смотрел в круглое стеклянное окно на плывущие по широкой реке лодки, парусники и пыхтящие чёрным дымом корабли. Они казались фантастическими и таинственными. Часть рыбаков уже гребла к просыпающемуся берегу с уловом. Парень любил деловое утро города, сам часто ловил и продавал рыбу, но сейчас никуда не торопился,