Серафиму не фартило: при очередном приводнении он «схватил» гребень волны левым поплавком и перевернулся, при чём гидроаэроплан сломало пополам. Ему зажало ступни в тонущей из-за двигателя носовой части, но, разозлённый, он выдернул с болью ногу и выбрался на поверхность, где ухватился за хвост самолёта. Снова лазарет в Боткинской клинике. Если левая нога была пережата, но не сломана, то правую раздробило и вывернуло. Доктора долго колдовали и решили было ампутировать ступню, однако, после серии примочек опухоль спала, и нога начала заживать. Серый после хирургических операций думал, что карьера его закончена – рано унывал. Лечащий доктор обещал: «Погоди, будешь бегать у меня». Где у меня, куда бегать? – Серафим не задавался. Он терпел сквозь стиснутые зубы и надеялся на лучшее. Еве не писал, не хотел огорчать жену, пока не выяснится состояние ноги. В мае он опять был, как огурчик, и рвался в бой.
Два месяца парень тренировал и приобретал лётные навыки, а 6 июля в составе группы морских кораблей на транспортном судне «Орлица» русские вышли на расстояние выстрела до германских береговых батарей. Гидропланы были спущены на морскую поверхность и взлетели в воздух. В 9 часов утра наблюдатели обнаружили четыре немецких самолёта и вступили с ними в схватку. Наши пилоты из пулемётов подбили два вражеских аэроплана, и, когда один приводнился, взяли немцев в плен. Второму германскому самолёту удалось дотянуть до своей территории. День 6 июля (17 июля по нов. ст.) считается Днём морской авиации России. Серафим в бою получил тяжёлое пулевое ранение в грудь, и опять пострадала правая нога, перелом голени. Серафима наградили Георгиевским крестом и с формулировкой «Живучий как кошка» без сознания отправили лечиться в Питер.
Очнулся он через две недели: белая палата, чёрно-белая медсестра, голова кружится. Серый снова впал в забытьи. Через три дня, открыв глаза, увидел перед собой ангела в девичьем обличье. Ангел что-то говорила, но он просто смотрел в её зелёные, словно вода в Волге, глаза, и не шевелился – не хотелось. Он не чувствовал сил. Потом Серафим стал осознавать, что не умер, а красивая девушка – это сиделка в его отдельной палате. Ему сочинилось:
Ест метель липучей пудрой,
Яркий пых —
в тумане стены,
Белый катафалк и утро,
Я на них, как на арене.
Белая рубашка смята,
Лязг металла режет уши,
Вьются белые халаты
По мою больную душу.
На приборах волны света,
Кислород из аппарата.
Ищет зазеркалье: «Где ты?»
Спрашивает ангел: «Как ты?»
Ртутные зажимы, скальпель,
Кровь из застарелой раны,
Нашатырь, прозрачность капель,
Вата гнойная в стакане
Вместо спирта —
Вид убогой…
В белую везут палату.
Как за пазухой у Бога,
В тишине