повезло столкнуться чабану, но суть в другом: именно нелепые, но искренние молитвы помогли ему защититься от недружественных духов.
Бабушка закончила молиться и, кажется, уже спит. Из открытой форточки временами веет прохладой, будто чьи-то огромные губы вдувают с улицы воздух. Эти дуновения ласкают мой нос, у которого уже замерз кончик. Слух блаженствует в желанной тишине, разбавляемой лишь стрекотом кузнечиков и редким лаем соседских собак.
Насмешливая и любопытная луна, будто нарочно застряв в одной небесной точке, бесцеремонно заглядывает в комнату сквозь прозрачный белый тюль. Отчего-то не торопится двинуться с места и плыть дальше, по своим ночным маршрутам. Не пойму, что можно высматривать в нашей спальне, наверняка есть куда более впечатляющие места и люди. С этими мыслями переворачиваюсь на другой бок, спиной к окну. С наслаждением зарываюсь лицом в одеяло, и вскоре мое сознание тонет в глубинах долгожданного сна…
Не знаю, сколько я проспала, но было все еще темно, когда что-то меня разбудило. Открываю глаза, слышу, как тихо и ровно дышит спящая рядом бабушка. За дверью – шорохи. Приподняв голову и резко повернувшись, едва не свернула себе шею. Со стороны я, наверно, похожа на зверька, потревоженного в своей норе. Шорох снаружи повторяется, но теперь я его хорошо различаю.
Кто-то прохаживается взад-вперед возле двери, но сами шаги беззвучны, определить это можно лишь по легкому поскрипыванию деревянных полов. Кроме того, мне слышится (или это только в моей голове?), как кто-то ворчливо кряхтит, будто ему не очень-то и хотелось бы шуметь в столь поздний час, но приходится. Мой первоначальный инстинктивный страх рассеивается, я начинаю удивляться.
Этот кто-то (я уже догадалась!) все еще за дверью и, похоже, собирается пробыть тут некоторое время. Иногда он останавливается, словно в раздумье, и я даже могу представить, что в этот момент его мохнатые руки заведены за спину, как бывает у людей. Но с чего бы ему тут ходить посреди ночи?..
Мое любопытство не остается без ответа. Гришка мне отвечает. Не голосом, потому как домовые вообще не разговаривают, но каким-то особенным образом, когда все, что он хочет донести, просто оказывается в моей голове, в моих мыслях. Для этого не нужны ни слова, ни жесты.
О том, что я умею так общаться с Гришкой, не знает ни одна живая душа. Думаю, этому никто не поверит, да и какой смысл? К тому же это происходит очень редко. В детстве было чаще, но потом, когда я выросла, Гришка постепенно от меня отдалился, и за долгие годы это случалось лишь несколько раз.
Помню, как проснулась у себя в комнате в ночь, когда умерла мама. На краешке моей постели сидел Гришка.
Я испугалась. Не его, а того, чего все ждали. Говорят, если близкий человек долго болеет и ясно, что скоро конец, можно морально подготовиться. Неправда. Хоть как изо дня в день тебе бы не внушали мысль о неизбежном, оказаться с этим лицом к лицу так же страшно, как томившемуся в тюрьме смертнику наконец взглянуть в глаза