не глядя на Вету, безжизненно прошелестела мать.
– Мама, ты не видела маленькую игрушечную куколку? Мне ее Даша вчера ночью подарила.
– Ты в своем уме?!
Мать подняла голову. Взгляд страшный, черный. Раньше в глазах ее тлела беспросветная тоска, а теперь сверкает ненависть. Вета попятилась.
– О чем ты говоришь?! – мать поднялась с софы. – Какие игрушки?! Твоя сестра умерла сегодня ночью, пока ты шлялась неизвестно где!
– За что ты со мной так? – пролепетала Вета, до боли сжимая пальцами торец облупившейся деревянной двери. – Почему ты меня не любишь?!
– Что ты мямлишь? – взвилась мать. – Такая же, как твой никчемный папаша! Его-то я смогла выбросить из своей жизни, да ты мне в довесок осталась! Всю жизнь мне поломала!
Мать наступала на нее, а Вета, стояла, испуганно глядя в ее искаженное злобной гримасой лицо. И, словно подчиненная чужой воле, не могла сдвинуться с места. Она с ужасом смотрела, как ярость закипает в матери, и знала, что еще немного и злоба выплеснется через край. Так всегда бывало. Надо бежать, бежать без оглядки! Но ноги не слушаются, и Вете остается лишь безропотно принимать несправедливый гнев.
– В чем я виновата? – прошептала онемевшими губами.
– В том, что ты есть! – закричала мать. – Папаша твой свалил, а тебя оставил! Кому я была нужна с прицепом?
– А как же Дашкин отец? – Вета сама испугалась своего любопытства.
– Ему не нужен был чужой ребенок, – с горечью бросила мать.
Раньше она никогда не рассказывала про того, кто был отцом младшей дочери, и Вета подозревала, что она и сама не знает. Но алкоголь развязал матери язык:
– Дашенькин отец очень известный человек! Он артист! Приезжал к нам из самой Москвы с концертами! Он выбрал меня и полюбил! А тут ты!
– Что же ты не оставила меня с бабушкой? А сама катила бы со своим артистом! – ногти царапнули по двери, сдирая облупившуюся краску.
– Когда он узнал, что у меня уже есть ребенок, он отказался брать меня с собой! Сказал, что нельзя разлучать мать и дочь! Понимаешь, какой благородный человек?!
– И ты на это купилась?! – не удержалась Вета.
– Дрянь! – рассвирепела мать. – Это ты во всем виновата! Ты!
Она подскочила и с грохотом захлопнула дверь перед самым лицом Веты, едва не защемив ей пальцы.
***
На похороны следовало одеться во все черное, но Вета не нашла ничего подходящего. Поэтому поверх черной узкой футболки она накинула старый школьный пиджак и надела короткую черную юбку.
На улице стояла необычайная жара. От асфальта поднимался пар, и каблуки туфель проваливались, оставляя в нем аккуратные дырочки.
Вета видела, как мать крепится, сдерживая рыдания, и ей было ее жаль. Она выбросила из памяти недавний вечер и злобные крики о том, что старшая дочь всегда была обузой. Вета просто похоронила эти воспоминания на самом дне души, как обычно, прикрыв их жалостью и сочувствием. Она шла рядом с матерью, поддерживая ее за локоть, и это оказалось