советскими рублями. Как пану офицеру будет угодно.
Вообще-то Семен умел торговаться, потому что ему сызмальства приходилось добывать себе копейку и он знал ей цену. Но сейчас был не тот случай. Сейчас перед ним стояла и смущенно переминалась с ноги на ногу почти незнакомая ему девушка по имени Павлина. Самая красивая девушка на свете – в этом Семен был непоколебимо убежден. Поэтому он рассеянно сунул руку в карман и вынул оттуда, не считая, пригоршню смятых купюр. Кажется, здесь были и рубли, и злотые – вперемешку. И сунул их в руки хозяину магазина.
– Бардзо дзенькую! – от радости хозяин даже перешел на польский язык. Кажется, Семен в рассеянности дал хозяину денег гораздо больше, чем стоили покупки. – Пани хочет уйти из магазина в новых нарядах или, может, она хочет переодеться обратно? Если она хочет переодеться, то Ядвига красиво упакует все покупки!
– Пани хочет переодеться, – сказал Семен.
– О, я понимаю! – тотчас же согласился хозяин магазина. – Война еще не закончена, а пани – русский офицер. Ядзя, помоги пани.
Павлина опять ушла за ширму и вскоре вышла оттуда, одетая в прежнюю солдатскую форму. В руках она несла несколько красивых коробок.
– Да, война!.. – вздохнул хозяин магазина. – У войны свое лицо, и это очень страшное лицо! Думаю, пан офицер понимает, что я хотел сказать.
На этот раз слова хозяина магазина прозвучали печально, а потому искренне.
Обратно они шли молча. Молчала Павлина, молчал Семен. У каждого из них была своя причина для молчания. Павлина молчала оттого, что ей никогда еще не приходилось не то чтобы носить, но даже примерять такие красивые наряды. Тем более что они были куплены не ею, а совсем незнакомым ей молодым человеком. Конечно, она понимала, что так надо, что эти наряды по сути и не наряды вовсе, а нечто вроде сценического костюма, и что она завтра, принаряженная, пойдет с этим молодым человеком в ресторан, и это по большому счету будет не ресторан, а некое подобие сцены, где она будет играть отведенную ей роль перед зрителями, которых она, может быть, даже и не увидит, но все равно – эти зрители там будут, и они будут наблюдать за игрой Павлины глазами, полными ненависти, потому что это будут не сами по себе зрители – это будут враги. Все это Павлина прекрасно понимала, но ее смущение от этого не проходило.
А вот отчего безмолвствовал Семен – тут понять было сложнее. Он по большому счету и сам не понимал причин своего молчания. Он просто шел и молчал, и перед его глазами стояла тоненькая смущенная девушка с огромными синими глазами, одетая в платье и берет, которые делали ее самой первой красавицей на свете.
– Никогда не пользовалась всем этим… – первой заговорила Павлина и тряхнула коробочкой, в которой, судя по всему, лежала всяческая парфюмерия. – Даже не знаю, как правильно наносить косметику.
– Ничего, подружки научат! – отозвался Семен. Он был рад, что Павлина заговорила хоть о чем-то. – Они у вас вон какие бойкие!
– О, они научат! – усмехнулась Павлина,