и Франции это был античный Рим, затем античная Греция и, наконец, если так можно выразиться, античная Иудея. Это и понятно, ибо Италия и, в меньшей мере, Франция сами стояли на руинах античного мира. У нас на Руси этой питательной средой стала иудейская культура, и людей, приникших к ней в XV веке, прозвали «жидовствующими», тогда как они были гуманистами. С таким же основанием итальянских, французских, немецких гуманистов следовало бы прозвать «римствующими» или «грековствующими». Такова центральная идея статьи, к работе над которой я сейчас перешел. В данный момент я веду работу над двумя рукописными библиями исхода XV века, правленными по еврейскому оригиналу и обнаруживающими рационалистические и гуманистические убеждения переводчика. Я сопоставляю эти рукописи с рукописной церковно-славянской библией того же времени обычного типа, а также с еврейской библией. Все это очень кропотливая и трудоемкая работа и она-то меня и задерживает в Москве.
В делах моих существенных новостей нет. Живу, как прежде. Работаю запоем. Это действительно «запой», в котором я топлю душу.
Приехал Ефим. Встреча получилась хотя и очень дружественной, но не вполне такой, какой я ее ожидал. Время осушает свежесть мысли, чувства и веры и пригибает к земле. Мы были с ним на двух концертах. Первый очень хороший. Сильное впечатление оставила 6‐я симфония Шостаковича. По-новому звучат инструменты, особенно скрипки в первой части, они звенят тончайшим серебром. Но краски Шостаковича скорее острые, чем сочные, он обогащает больше мыслями нежели чувствами, эта музыка несколько публицистична. Сам же он чудный, выходил эдаким увальнем, смотрел букой на публику, смущался и кланялся неловко… [Мравинский мне не понравился. Я бы сказал о нем: квалифицированный дирижер. Не знаю, чего больше в этом определении: похвалы или осуждения. Держится довольно развязно.] Второй концерт, который мы посетили, это балетная студия им. Айседоры Дункан. Но об этом нечего писать: эстрада.
Я опять болел гриппом, лежал и все на свете было не мило. Но грипп прошел. А вчера был весенний день. Обнажилась земля. Почернели ветлы. На улицах продают вербы. Небо было синее, и в воздухе растворена была жизнь. Мне стало лучше. Я подумал, что как ни безысходно существование, но еще более безысходно небытие. И даже при всех, решительно всех, обстоятельствах! Может быть, я когда-нибудь и переменю это мнение, но вчера я думал так. Родная моя, любимая моя, весна моя – жду встречи с тобой, думаю о тебе и люблю. Саня.
№ 275. Н. В. Ельцина – А. И. Клибанову
7/IV.47 г.
Родной мой Санек, разве мы с тобой проходим через первые трудности? Мы ведь пройдем через все, что нам предстоит, и именно потому – разве можно даже на минутку высвободить руку, пожелать остаться наедине со своими горькими мыслями. В жизни все покупается страданием, даже светлые минуты. Я верю, что они будут больше, чем когда-либо, именно потому что так много осталось позади исхоженных дорог. Ноги изранены, но душа выковывается, освобождается от всего лишнего. Скорее надо быть вместе, чтобы было меньше мучительных ощущений и пустоты одиночества.
За