мысленно собственную предусмотрительность. Не поддень он под одежду эту тонкую металлокерамическую броню – и вполне мог присоединиться к товарищам, так и оставшимся лежать в живописных позах. Хотя, надо сказать, только одного из них убило, точнее, добило гранатой. Всех остальных смело или залпом из темноты – пуляли враги все-таки густо и метко – или порубили потом в рукопашной. И если бы не лейтенант со своим пулеметом, еще неизвестно, чем бы все закончилось.
А нападающих завалили всех. Единственный, кого притащили разведчики, был посечен осколками и находился без сознания. Только бредил, мешая польские, русские, немецкие и еще какие-то слова, и примерно через полчаса, так и не придя в себя, отдал богу душу. По одежде тоже сложно было делать какие-то выводы – напялили они на себя что попало, набранное с бору по сосенке. Это, кстати, вполне соответствовало местным обычаям, так что равновероятно нападавшие могли оказаться наемниками, разбойниками, патриотами, решившими выгнать чужаков из своего леса, или же полноценными, разве что малость пообносившимися, правительственными войсками. Знать бы еще только, какого правительства, этого добра здесь и сейчас больше, чем блох на барбоске. В общем, хрен их средневековую душу поймешь. И Федор, которого попытались привлечь в качестве эксперта, тоже ничем помочь не смог, только руками разводил. Ну да и неудивительно, что он там видеть-то мог, в своем медвежьем углу.
Зато выживаемость представители местных тинейджеров продемонстрировали прямо-таки великолепную. При первом же признаке большого шухера Федор спихнул сестру с бревна, на котором они сидели, и сам брякнулся за него. В результате ни пули, ни осколки их не достали, и бой парочка пережила без потерь. И выглядели они, наверное, потому, что остались живы, счастливыми донельзя. Глядя на их улыбающиеся физиономии, Семен испытал острое желание дать обоим по лицу. Так, на всякий случай.
От того, чтобы мысли стали материальными, его отвлекли матюги лейтенанта. Поразительно – человек, обычно следящий за чистотой речи, очень сильно меняется в условиях стресса. Эта мысль просвистела, как пуля, и умчалась вдаль, поскольку Семен, подойдя к месту, откуда доносилась брань, и увидев, чему она посвящена, сам выразился столь виртуозно, что остальные замолчали и начали смотреть на него с неподдельным уважением. И, надо сказать, всем им было из-за чего сквернословить.
Аппаратура, уютно складированная в самом, казалось бы, безопасном месте, выглядела так, будто по ней отработал пьяный кузнец, вооруженный кувалдой. Вмятины, во всяком случае, были соответствующие. Но вмятины – это мелочи, куда хуже, что кое-где не самое толстое железо оказалось еще и пробитым. И было этих пробоин изрядно, некоторые из них могли оставить разве что пули калибром с грецкий орех, не меньше.
Откровенно говоря, Семена мало интересовали приборы безвременно усопшего профессора. Во-первых, имелись стойкие подозрения, что они изготовлены не в заводских условиях, за что уплачены соответствующие