поудобнее, я издал душераздирающий вздох. Антигона, поняв намёк, отложила сухо шелестящие листы, прошла к холодильнику, достала трёхлитровую банку с густой и чёрной, как смола, жижей. Опрокинула край над белой фарфоровой чашкой, и когда та наполнилась, открыла дверцу микроволновки.
– А можно холодной? – спросил я без всякой надежды.
– Отец Прохор велели греть.
Звенькнул сигнал и чашка с тёплой свиной кровью встала передо мной, как свершившийся факт.
Я невольно вдохнул аромат и содрогнулся. Кровь – чёрная, густая, с мелкой пеной пузырьков, одновременно внушала отвращение и трепет удовольствия.
– Давай, – подстегнула Антигона. – Глоточек – за маму, глоточек – за папу, глоточек – за дядю Алекса…
Зажмурившись, затаив дыхание, я выпил её, как лекарство. Привычно подавил рвотный спазм, взял протянутую Антигоной сигарету, закурил…
По жилам расходилось тепло. Где-то внутри, в животе, разжался стальной капкан, выпустив мой желудок на свободу.
Я чувствовал, как на бледную кожу лица возвращаются краски, как в ямке над ключицей вновь начинает биться пульс…
– Ну вот, – Антигона забрала чашку и пошла к раковине сполоснуть. – Хоть на человека стал похож. А то шалается по ночам, как голодный вурдалак. Не зря они на тебя охотятся…
– Зачем они так со мной, а?
Дым сигареты был горьким и вкусным. Единственное оставшееся мне человеческое удовольствие…
– Что я им такого сделал? Ведь мы на одной стороне!..
– А ты их бесишь, – доходчиво пояснила Антигона, вновь берясь за газету.
– Я же не виноват, что стал… Таким.
– Вот именно, – вредная девчонка усиленно делала вид, что читает.
– Не понял.
Вздохнув, она опустила газету.
– Знаешь, что бы они отдали за то, чтобы оказаться на твоём месте?
– В "Петербургских тайнах"? На побегушках у Алекса?..
– Ты знаешь, о чём я, – ресницы у Антигоны сегодня были выкрашены зелёной тушью. Это её ничуть не портило, и даже придавало глазам загадочной глубины. – Любой из них отдал бы всё за то, чтобы получить твою силу. И кстати: это вполне себе возможно, если удасться тебя кокнуть. А ты ещё и кровь пить не хочешь…
– Но я же пью!..
– "Но я же пью…"– кривляясь, передразнила девчонка. – Одну чашку, через два дня на третий. А должен – каждый день, утром и вечером, как часы.
– Часы не пьют кровь, – привычно поддел я. Антигона молча закатила глаза.
Эта пикировка уже вошла в привычку. Для меня она была, как хорошая горчица к бутеру с ветчиной. Ни того, ни другого попробовать я уже не мог, так что яд, изливаемый вредной девчонкой, оставался единственной моей приправой.
– Солнце, солнце, загляни в оконце… – в кухню влетел весёлый, как жаворонок, Алекс. – Если кто не понял, то солнце – это я.
Выхватив у Антигоны газету, шеф упал в кресло.
– Звезда моя, а где кофе? – вопросил он тоном посетителя кафешки, второй час дожидающегося своей очереди.
– Газетку