вытягивать шею. – Там у нас дачка.
– Дачка?
– Имение покойного батюшки Александра Сергеевича. Деревня в полтораста душ и господский терем.
– Так господин Голем ещё и рабовладелец?
– Но-но, – Антигона ловко закурила одной рукой и выпустила дым в окошко. – Крепостное право у нас давно отменили. А люди там живут особенные – те, кому в городах и современных коттеджных посёлках не нравится. Впрочем, сам увидишь.
Вопреки давней моей нелюбви спать в автомобилях, я уснул. Причём так крепко, как давно уже не спал.
Наверное, сказывалось само ощущение дороги, перемены места – в городе я привык, что нападения можно ожидать в любой миг, хоть бы и в собственной постели. Почему-то казалось, что сейчас, в данный момент, никто не знает, где мы.
Чувство было приятным. Почти как в детстве, когда я, играя в "крепость", прятался под столом в гостиной, скрывшись ото всех за широкой бахромой бархатной скатерти…
Проснувшись увидел, что дорога стала совсем узкой, а по краям её, как безмолвные часовые, выстроились синие ели. Свет заходящего солнца мелькал сквозь ветки, расчерчивая серый от старости асфальт на белые и чёрные полосы.
– Не устала? – спросил я Антигону. По пустой дороге девчонка гнала под сто двадцать, на пределе Хамовых мощностей.
– Почти добрались, – откликнулась она. – Не парься, всё путём. Я привыкла.
Опустив стекло, я вдохнул холодного воздуху. В хвойных лесах совершенно особенный воздух. Пахнет он сыростью, но не гнилой, болотной, а свежей, родниковой. Хвоей пахнет, поздней земляникой, коричневыми шляпками боровиков и смородиновым листом.
А ещё волчьей шерстью и мускусом.
Волосы на загривке поднялись дыбом. Слишком хорошо я помнил этот запах, терпкий, агрессивный, по-своему, притягательный.
Мнились в нём быстрые тени с острыми зубами, безумный, до полного изнеможения, бег, и конечно же, кровь – куда ж без неё?
Прикрыв глаза, я представил, как зубы входят в мягкую плоть, как на язык попадают первые тёплые капли…
– Шурка, очнись, Шурка! – я почувствовал, как меня бьют по щеке.
– Ты чего дерёшься?
Антигона сидела вцепившись в рулевое колесо, бледная, даже веснушки пропали. На меня она не смотрела.
– А ты зубом не цыкай, так я и драться не буду, – рявкнула она и крутанула руль, чтобы объехать выбоину.
– Зубом?
Она молча повернула ко мне зеркало заднего вида, и я отшатнулся.
В зеркале был не я. Во всяком случае, существо, которое в нём отражалось, со мной имело сходство лишь отдалённое.
Белые волосы, давно не стриженные, разметались по плечам, обрамляя белый же, туго обтянутый кожей лик. Глаза запали, став двумя тёмными, с рваными краями дырами, губы слились с бледной кожей… Неприятней всего были синие, выступившие по всему лицу, вены. Словно наведённая синей тушью карта рек.
Махнув рукой, я отвернул зеркало от себя и насупился. За окном мелькали всё те же ели.
– О чём ты думал?.. –