Но без кисти он, видимо, навсегда. Андретти смастерил ему первый крюк ещё в конце шестнадцатого века, или около того.
– Вы зовёте его Охотником? У него не было имени?
– Почему же. Было. Как все мы, он когда-то умер впервые. Не знаю, как это повелось. Только Елена потом звала его по имени, – пожал плечами Де Ла Рю, барабаня пальцами по столу.
– Почему? Так странно.
– Эй! Тебе только это кажется странным, маленький коп?! – изумлённо вскинул густые брови Реми. – Слушай! Катись-ка ты куда подальше!
– Боишься его, но восхищаешься им? – проницательно прищурился Рэдмаунт, его удивила эта неожиданная мысль. Собеседник не стал спорить.
– Каждого из нас иногда зло берёт от того, что жизнь пресна и бесцветна, если Елены нет рядом. Но, в итоге, только он не согласился с правилами и продолжает спорить с ней. Больше ни у кого яиц не хватило…
– Ревнуешь её? – устало спросил Тед, растирая затёкший затылок и направляясь к двери.
Де Ла Рю по-кошачьи грациозно потянулся в кресле и глубоко вздохнул:
– Знаешь, порой мне хочется, чтобы Охотника никогда не было среди нас. А иногда, кажется, что понимаю его, и хочу, чтобы он снова её зарезал. («Снова!» – машинально отметил про себя Тед). В конце концов, мы все, так или иначе, проходим через это.
– Через что? – не понял Тед.
Реми обольстительно улыбнулся в ответ, роскошные ресницы бросили лёгкие тени на свежие щёки, он снова стал похож на прекрасного и опасного зеленоглазого эльфа:
– Желание причинить боль тому, кого любишь.
Глава 5.
Начало семнадцатого века, Бранденбургско-Прусское государство…
Макс Штауф, отдуваясь, неуклюже, как мешок картошки, скатился с пыльной лошади, и, пытаясь выглядеть значительным, крикнул:
– Эй, Андрес! Новый хозяин приехал, я показываю ему окрестности! Позови свою сестру стерву! Пусть принесёт нам закусить! Долги за вами!
Егерь плёл силок, он чуть повернулся к управляющему и посмотрел поверх его головы на всадника у дороги. Первым делом Марк заприметил оружие. Перевязь и ножны направо, под левую руку, необычно, и мушкет тоже слева приторочен. Что ж, очередной барон, сделавший имя и состояние в одной из мелких княжеских войн. Эти рыцари не переводятся. Сколько их таких тут побывало, дали бы жить спокойно, и ладно.
– Нет у нас недоимок, я за землю всё уплатил, у меня и бумаги есть, – проворчал Марк, когда Штауф и тот, кого он так важно сопровождал, подошли по тропинке к домику.
Лачуга была неказистая, но добротно укреплённая против холода и непогоды. У крыльца бродило несколько тощих рыжих кур. Под навесом сбоку от входа стояли широкий изрезанный стол и две скамьи, место для работы и отдыха, рядом на стене развешены рыбацкие сети, две корзины дожидаются починки.
– Это ты тут визжишь, Штауф? А я думала, Марку кто-то свинью привёз в счёт долга!
Из домика, стуча деревянными подошвами, с кувшином и глиняными стаканами вышла невысокая женщина в полинялом