я уже, кажется, поняла. А имя у тебя есть?
– Это и есть моё имя! – Рассвирепел тот. – Людоед Тугодум к вашим услугам… Точнее, ты к моим – вечером я приду свататься, так что пойду-ка я, да и запру тебя опять в чулане.
Сильбина про себя улыбнулась – в прошлый раз Тугодум тоже её «запер»; вот и сейчас он стоял, почёсывая затылок – что же он намеревался сделать?
Всё же вечерком людоед не преминул заглянуть в чулан.
– Я пришёл разбираться! – С букетом свежесобранных полевых цветов ворвался Тугодум к «невесте». – Кто в тереме живёт? Кто в невысоком живёт?
Судя по всему, циклоп изрядно выпил, ибо еле держался на своих тумбовидных столбах.
– Теперь ты моя жена! – Заявил Тугодум и полез к перепуганной сиротке, дабы заняться близостью; подмял под себя тело молодое, рассыпчатое, упругое и податливое, но отчего-то передумал, фыркнул и ушёл восвояси, ночевать на сеновал, бормоча при этом что-то весьма недружелюбное, ругаясь самыми ненадёжными словами. Та, попятившись, было к стене, с облегчением вздохнула, а пот лил с неё градом.
Наутро Тугодум потащил жену на кухню завтракать. Насупил брови, видя, что Меченая ничего не ест, а ведь наложил он ей полную тарелку.
– Ешь! Чего не ешь? – Возмутился людоед. – Ну и не ешь. Только смотри: приложу и кулаком, и крепким словцом.
Только Тугодум принялся грызть кусок мяса, как его самым наглым образом прервали.
– Руки перед едой необходимо мыть. – Заметила Сильбина.
– А как это? А что это? А надо ли? – Посыпались вопросы.
– Ой, горе ты моё луковое…
Научила дева Тугодума правильно себя вести; в доме и везде кругом убралась. Чисто и свежо теперь в его логове.
– Никакой ты не людоед! – Пожурила как-то Сильбина Тугодума. – Кости обгладывают волки, а тебе и на руку, что люди слагают легенды о людоеде в лесу. А на самом деле ты и мухи не обидишь, глупыш, и в могилках твоих пусто.
Так прожила она с циклопом целых полгода; жила и горя не знала. Вела хозяйство, а Тугодум и пальцем её не трогал. Великан таскал коромыслом воду в вёдрах, тащил борону на поле; девушка мастерила, вышивала, вязала, собирала в лесу грибы, ягоды, орехи. Так и жили, тем и питались, покуда не нагрянули в лес нежданные гости, разбойники с большой дороги, которым море по колено и царский указ не ходить в лес – пустое место. Убили они Тугодума, и жилище его сожгли.
– Не успела, опоздала! – Вскрикнула, почуяв неладное, Сильбина и ринулась в разваленный, уже потухший домище-пепелище, роняя на землю корзинку с зеленью: увы, мёртв был великан, валяясь с простреленной стрелою грудью.
– Что ж вы делаете, люди?! Как же так… – Плакала сиротка, завидев удаляющиеся силуэты. – Это ж самосуд! Тугодум – не людоед…
И схватилась за сердце, и повалилась оземь.
«Какая же я несчастливая и невезучая! Почему меня покидают все те, к кому я привязываюсь?», царапала ногтями землю Меченая.
И пошла к бурному потоку ледяному, дабы утопиться, покончив раз и навсегда, и увидела отраженье своё в воде.
– Уродина!