холла, в залитый солнцем коридор со стенками из матового стекла. На вид девочке было лет семнадцать, что решительно входило в диссонанс с тем, насколько уверенно и спокойно она говорила с людьми, которые были старше ее минимум в два раза.
– Куда девать Эдисона? – девушка, которая несла мопса на руках, озиралась по сторонам в поисках человека, готового принять эстафету по присмотру за животным. – Мне нужно встретить курьера на входе, если никто не возьмет, я его курьеру и сдам.
– Давай я возьму, человек собаке друг, – поспешно отозвалась я, опасаясь за судьбу ничего не подозревающего, звучно сопящего Эдисона.
Девушка с радостью сдала мне мопса и, освобожденная, убежала по делам.
В холле было несколько дверей, ведущих в концертный зал, с Эдисоном под мышкой я вошла в дверь с надписью «партер» и оказалась прямо перед сценой.
Это был один из самых больших концертных залов, в которых мне доводилось побывать. Внутренняя отделка его была выполнена из тонких пластов дерева, при соединении образующих на внешних частях интерьера паттерн из перемежающихся узких темных и светлых полос охристых оттенков. Поддерживая мягкую пластику белого холла, по боковым сторонам помещения волнами ложились округлые горизонтальные линии балконов в три этажа. Передо мной располагались ряды огненно-рыжих бархатных кресел, спускавшихся под небольшим наклоном к сцене и ярким пятном разбавлявших спокойную земляную гамму интерьера. Высоко над креслами в потолке было большое круглое отверстие, перекрытое матовым стеклом и тонкими деревянными пластинами. За счет такой конструкции солнечные лучи, проходя сквозь нее, претерпевали некую трансформацию и проникали внутрь мягким рассеянным светом, как на картинах мастеров эпохи ренессанса.
Перед сценой, помимо меня, стояли еще несколько человек и сосредоточенно обсуждали какие-то технические моменты, то и дело щурясь на софиты и указывая рукой на черные гроздья свисавших с потолка усилителей звука.
В центре сцены стоял Сергей. Вынужденная задержка тяготила его, и, видимо, в попытках принять сложившуюся ситуацию, он крутил в руках то перед собой, то за спиной длинный кусок тонкой пластиковой трубки, время от времени подкидывая ее в воздух. Увидев хозяина, до сих пор абсолютно равнодушный к происходящему Эдисон стал сопеть интенсивнее и от переполнявшей его радости задергал лапками в воздухе, так что держать его на руках больше не было решительно никакой возможности: я поставила его на край сцены, и он со скоростью, сильно превышающей ту, на которую природой была рассчитана длина его лап, засеменил к объекту своего обожания. Надо сказать, в мире Эдисона не было другого бога, кроме Сергея, однако по причине занятости и постоянных разъездов своего хозяина Эдисон, как олимпийский факел, перманентно переходил из рук в руки всех членов команды проекта и смиренно сносил свою судьбу ради таких мимолетных встреч, как эта.
Сергей потрепал