женщина преобразилась; слезы еще блестели на ее длинных ресницах, но большие синие глаза глядели на него с выражением чистосердечия и раскаяния. Полусмущенно, полуулыбаясь, она промолвила:
– Простите мне мою вспышку и мою несправедливость относительно вас.
Несмотря на гордое спокойствие его натуры, сердце молодого человека забилось сильней; он не ожидал, что сирена будет извиняться; этот чарующий взгляд, блестевший каким-то неопределенным выражением, этот тихий молящий голос смутили его. Но тотчас овладев собой, он взял ручку, еще лежавшую на его руке, и почтительно поцеловал ее.
– Если вы, графиня, считаете себя виноватой передо мной, то прощаю вам от всей души, но с условием, – проговорил он, улыбаясь.
– С каким?
– С тем, что если прекрасная владетельница замка снова увлечется своей материнской слабостью, я буду иметь право напомнить ей наш разговор в этой башне.
– Согласна; только условие за условие. Не говорите ни мужу, ни Арно об этой безумной выходке.
– Буду молчать, если вы этого желаете, графиня. Но теперь нам нужно сойти вниз; имеете ли вы на то силы после такого волнения?
Графиня подошла к выходу, но, взглянув на лестницу, отступила, бледнея.
– Не могу, у меня кружится голова. Как могла я в моем безумии не видеть, куда иду?
– Я спущусь первый и подам вам руку. Ступени крепче, чем я думал, они выдержат нас обоих.
– Я боюсь, мы оба потеряем равновесие.
Готфрид улыбнулся.
– Не бойтесь, графиня, я не подвержен головокружениям.
Он стал спускаться, поддерживая молодую женщину, но едва они прошли ступеней десять, как Габриела остановилась и закрыла глаза.
– Не могу, я упаду, – прошептала она.
Видя, что она пошатнулась и побледнела как смерть, Готфрид крепко обвил рукой ее талию.
– Держитесь за меня, графиня, и не глядите вниз.
Он продолжал осторожно спускаться, не столько ведя, сколько неся строптивицу, которая крепко держалась за него; подгнившие доски трещали под их ногами, песок и камни срывались в пропасть, и он вздохнул свободно, когда сделал последний поворот. Его спутница не шевелилась; как бы лишенная чувств, она оставалась в объятиях, поддерживающих ее. Быть может ей было дурно.
– Опасность миновала, графиня, мы ступим сейчас на землю, – сказал Готфрид, повернув голову к Габриеле. Но в ту же минуту почувствовал, что по телу его пробежала как бы электрическая искра, и дыхание его остановилось. Он встретил взгляд женщины, устремленный на него с выражением такой страстной любви, что мгновенно ее отношение к нему, ее ненависть и капризы озарились новым для него светом. Этот взгляд промелькнул, как молния; она уже опустила ресницы и смотрела в пропасть. Но Готфрид знал теперь все и, как человек молодой, поддающийся влиянию красоты, не мог отнестись холодно к такому открытию. Кровь бросилась ему в голову, и, тяжело дыша, он поспешил спуститься с последних ступеней.
Свежий