нас в ресторан, пошли, а то обидятся.
Ресторан «Кафе Пушкинъ» был совсем недалеко от дома. Марина любила этот ресторан: в нём праздновали свадьбу старшего сына.
Здесь Марина смогла рассмотреть Дэвида. Хорошее лицо: есть то, что в мужских лицах важнее красоты, – значительность. Правда, есть некий оттенок высокомерия, несвойственного, как она уже знала, его соотечественникам. Волосы очень коротко подстрижены, обнажают красивой формы череп. Гордый, видать: раз уж появилась лысинка, лучше убрать остальное самому, чем светиться. Резонно, но слишком экстремально, на её вкус, – она бы предпочла остатки волос. Может быть, в Европе это и выглядит элегантным, но в отечественной действительности бритый череп наводит на слишком явные ассоциации.
«И что-то вы на меня так пристально смотрите, мистер?» – Она мысленно погрозила ему пальцем.
Он не угадал её мыслей и ответил добром:
– Вы самая знающая женщина из всех, кого я встречал в жизни.
– Нет! – она услышала свой явно нетрезвый и слишком громкий голос, – Я не знаю очень многого! Я ничего не знаю об электричестве, и почему самолёт летает – не имею ни малейшего понятия.
– Но вы и не должны, – с улыбкой ответил он, – ваша область – история, а не наука.
Работу малую висок ещё вершил…[21] Марина перевела, и они с приятельницей дружно расхохотались.
– Вот это вы точно сказали: история – не наука, а продажная девка… кого забыла… вспомнила – политиков.
– Не история, а генетика, и не политиков, а империализма, – подсказал сын приятельницы.
Посмеялись под недоумённым взглядом Дэвида. Оказывается, он и не думал шутить: в его стране среднее образование не было всеобъемлющим, как у нас: одиннадцати-двенадцатилетние ученики выбирали или «искусство», включавшее историю и литературу, или «науку», то есть математику, физику, химию, биологию.
Вина было выпито немало. Марина пьянела быстро. Только этим она могла объяснить посетившую её постыдную мысль: «Если бы он был близко-близко, и никаких преград между нами…» Её интимная жизнь была на точке вечной мерзлоты, проще сказать – таковой не было совсем. Марина не отказалась от его предложения проводить – минут десять пешком. Проводил до подъезда. Расставаться не хотелось.
– Хотите, я покажу вам типичный старый московский двор?
Вошли в темноту двора, Дэвид повернул её к себе и поцеловал.
– Действительно, очень хочется крепкого кофе. Полцарства – за чашку кофе.
– Растворимый только…
– А я другого и не пью.
Вошли в подъезд, провожаемые взглядом консьержки, поднялись на пятнадцатый этаж. Марина открыла дверь в квартиру, которой теперь уже могла гордиться. Сразу напротив входа была гостиная с аркой и окном во всю ширину стены. Дверь на длинную остеклённую лоджию Марина, когда уходила, оставляла открытой для проветривания. Низкие окна не скрывали так любимый Мариной городской пейзаж – вид на огни и башни