одному из шведов в голову. Тот упал. Другого пытался проколоть багинетом[10], но этот увернулся. Выбив из рук русского солдата ружье, рослый швед схватил его большими ручищами за грудки и окровавил ему лицо ударом головы. Затем пытающегося сопротивляться солдата повалил в воду. На помощь однополчанину поспешил Акимыч. Он с лету воткнул в левый бок шведа свой багинет. Тот завыл, освободил одну руку и наотмашь врезал Акимычу, да так, что тот отлетел, лишь сверкнув пятками. При этом швед продолжал другой рукой удерживать Ивана Шалого под водой. И лишь удар багинетом в правый бок, который нанес оказавшийся рядом солдат Ефим Баймаков, смог остановить шведского здоровяка. Израненный, он выпрямился во весь свой скандинавский рост и потянул было руки к шее Баймакова, на что получил очередной удар багинетом, теперь уже в живот. И только после этого швед замертво свалился в воду. Солдат Иван Шалый тоже был мертв.
По окончании неудавшейся высадки шведского десанта зрелище было весьма впечатляющим: прибрежная водная линия кишела трупами в синих мундирах с желтыми обшлагами – более четырех сотен. Были и живые. Они еще продолжали бултыхаться в воде.
– Живых – тащите на берег! – распорядился Толбухин.
Русские солдаты бойко вошли в воду. Хватая болтавшихся в воде шведов за шиворот, за рукава, а кого и за волосы, тащили на берег. Кто сопротивлялся – убивали.
На берегу было собрано около пятисот трофейных шведских ружей.
Рослый, темно-русый солдат Гордей Тарасюк с интересом взял в руки одно из них, осмотрел, прицелился и любопытства ради даже достал пулю. Пуля выглядела, однако, как-то странно – она была рассечена на четверо и обвита конским волосом. Солдат поднял другое ружье, достал пулю из него – там пуля была такая же, взял третье ружье – то же самое.
– Семен, глянь… Энто чего такое? – не понимал Тарасюк, показывая пулю капралу.
Семен Глотов взял из его рук пулю, повертел, пригляделся и, подняв глаза на солдата, знающе произнес:
– Хм… Энтоть чтоб рана заживала худо, ежли в плоть твою попадет сея свейская пуля.
– С-с-сволочуги, – сделав свое умозаключение, гневно произнес Тарасюк и бросил суровый взгляд на пленных. – Энто они нас так ненавидят?
– А чаго ты от них хотел? Мы ж им як кость в горле, – пояснил капрал.
Труп солдата Ивана Шалого осторожно пронесли мимо полковника Толбухина и двух майоров, обсуждавших исход боя, и бережно уложили на берегу в ряд с другими русскими солдатами, погибшими при обороне острова.
– Двадцать девятый, господин полковник, – доложил капитан Стругов, кивая на труп. Лицо офицера было серым от пыли. Голова перевязана тряпкой. – Кажись, из нашенских – последний.
Полковник, сдвинув брови, окинул тяжелым взглядом погибших, обнажил голову и перекрестился.
– Урон не велик, господин полковник. Могло быть и поболее… – рассуждали командиры полков майор Гамонтов и майор Микешин, чьи солдаты также принимали участие в обороне острова, – ежели б солдаты ваши, Федот Семенович,