в различных театрах от Австралии до Утрехта. Его возвращение в английские земли было настоящим фурором и вызвало интерес множества фокусников. Иббс глазел на них, поражённый.
Здесь был П. Т. Селбит с его ящероподобным ртом и зловещими очертаниями профиля. Он был тем, кто впервые исполнил трюк с распиливанием женщины пополам, который вскоре прослыл классикой магической сцены. Но для человека, имеющего блистательную репутацию новатора, он был слишком уж скромен на вид. Затем были Ловкач Барток, Руклер и Милдред, Уилл Голдстон и даже великий Дэвид Девант – они стояли в общем кругу и приятельски болтали, как будто это было более чем естественным положением дел. Иббс испытывал волнение. И в то же время все эти иллюзионисты имели вид хищников. Они походили на рычащих волков, вот-вот готовых наброситься.
В массе толпы Иббс приметил ещё одно знакомое ему лицо. Морщинистое, доброе лицо с бледно-голубыми глазами. Это был не кто иной, как Джозеф Спектор. Сердце Иббса пропустило удар при виде старого фокусника мюзик-холла, но он решил не беспокоить кумира. Обсуждение дела Дина могло подождать и до завтра. В конце концов, сегодня была ночь Паолини.
Магические шоу были несравнимы ни с чем иным. Здесь царит атмосфера нервного возбуждения, и толпа, собравшаяся перед Гранатовым театром, это подтверждала. Именно это отчасти и привлекало Эдмунда Иббса с его внутренним юношеским духом. Его увлечение не ограничивалось одним лишь набором замысловатых трюков. Во многом оно строилось на интриге перед лицезрением эффекта, который иллюзии оказывали на людскую толпу. На том, как человеческий мозг справлялся с демонстрацией того, что было физически невозможно. «Особенность Паолини в том, – сказал кто-то однажды, – что он всё делает по-своему. Например, если он решит поймать рукой пулю, то он не станет просто ловить её, он заставит эту самую пулю влететь в зал через зрительские ряды, разбив оконное стекло. Он обыгрывает любые идеи при помощи риска. Именно это и создаёт столь потрясающий эффект».
Двойственное состояние духа, пропитывающее магические шоу, поражает аудиторию – люди и хотят и не хотят быть одураченными. Возможно, в этом смысле они подобны коллегии присяжных – они готовы верить Иббсу, но желают сохранить статус-кво своего личного мнения. Иббс размышлял об этом, когда двери здания распахнулись и человеческий рой потянул его в сторону фойе. Вскоре зрителям разрешили располагаться в зале. Он вошёл туда вместе с остальными и занял положенное место.
Во многих отношениях Паолини являлся превосходным фокусником. Он всегда был соответствующе одет: в цилиндре и фраке, с плащом на шелковой подкладке и тростью с серебряным навершием (если, конечно, не учитывать номеров, завязанных на ментализме, ради которых он отказался от цилиндра в пользу тюрбана). В его жестах присутствовала изящная, почти изнеженная манера опыта и сноровки, проявляющаяся в лёгких взмахах руками, сопровождающих даже самые незначительные движения. Брови Паолини были очень