усилий сохранять сосредоточенный вид, дослушивая речь о бессонных ночах и регулярных приступах аритмии, до которой мне не было никакого дела.
В такие моменты я размышлял, что именно толкает ко мне девушек? Известная фамилия, внешность или то, что я встречался с мастер-магом и бросил её?
Именно это утверждала распространенная точка зрения о причине нашего расставания. Сплетникам удалось пронюхать, что я покинул академию даже не дождавшись, когда Марта очнется после магического сна.
Со стороны это выглядело довольно некрасиво. Я как будто бы не слишком пёкся о состоянии своей девушки и уехал восвояси, устав ждать, или ещё по какой-то причине.
Я уже всерьез подумывал о записке – с подписью, разумеется, – но это была такая жалкая и смешная попытка, что становилось стыдно за самого себя.
Я посмотрел в сторону стола Марты. Григорий вещал о чём-то, широко жестикулируя; она, подпирая подбородок ладонью, смотрела на меня.
Она не переставала смотреть, как делала все эти годы. Я не замечал никаких изменений в этих пристальных взглядах, от которых у меня мурашки бежали по коже.
Довольно!
К духам гордость!
Марта продолжала смотреть не отрываясь, всё то время, что я, обходя досадливые столы, шёл к ней.
Она, как всегда, сидела в пол-оборота с идеально ровной спиной и чуть склонённой головой. На её холодном отстранённом лице жили только глаза.
Я уже слышал голос Григория, но не смог разобрать слов из-за нарастающего шума в ушах. Бывший друг заметил меня, только когда я столбом замер рядом.
– Можно с тобой поговорить? – сердце стучало, как сумасшедшее.
Я переживал, что не расслышу ответ, но наклониться ближе, будто я глухой, было бы глупо, а я и так, должно быть, выглядел в глазах Марты настоящим придурком.
Девушка кивнула и поднялась.
Я пошел прочь из столовой, попутно собирая взгляды, липшие к лицу, к одежде, как головки репейника. Моё имя легким шорохом доносилось отовсюду.
На ум некстати пришли мысли о приговорённых к смерти через повешение. Должно быть, они чувствовали себя так же, идя на эшафот.
Ноги налиты свинцовой тяжестью и каждый шаг дается с неимоверным усилием; тело пробирает нервная дрожь и подавлять её приходится тщательно размеренным дыханием – вдох на четыре шага и такой же протяженности выдох; перед глазами всё затянуто дымкой, и я почти слеп, молюсь, чтобы остальные меня обходили, иначе я точно в кого-нибудь врежусь; слух так же бесполезен, как и зрение. Шагов Марты позади не слышно.
Зато я прекрасно ощущаю жгущий спину взгляд.
Хотелось обернуться и взглянуть на девушку. Я отказался от этой мысли, боясь, что растеряю храбрость, стоит лишь столкнуться с равнодушием, отпечатанным на прекрасном лице, пусть я и не могу до конца поверить, что её чувства развеялись словно дым.
Духи, я просто надеялся дойти до кабинета, где бы мы могли спокойно поговорить, и не споткнуться от волнения!
Я