почти юношей и вновь, как в давние времена, тащил Машу в Нескучный сад, на Голицынские пруды, горя желанием отыскать ту плакучую иву, под сенью которой они так самозабвенно целовались когда-то.
Однако ивы уже не было, да и окрестности пруда приняли несколько иные очертания, стали как бы чужими. Не было и лодочной станции. И домой к себе Петр не зазывал Машу, дома его ждали жена, дочь и недавно народившаяся внучка.
Нагулявшись, они заглянули в какой-то ресторанчик, перед входом в который стоял важный швейцар в высоком чёрном цилиндре и бордовой шинели с золотыми эполетами. С лёгким полупоклоном он распахнул перед ними большие стеклянные двери заведения. Толстые ковры скрадывали шум шагов и официанты, казалось, не подходили к столикам, а подлетали, едва только кто-то из посетителей взмахивал рукой.
Они заказали вина и закусок. Пётр всегда славился умением увлекательно говорить на любые темы. Не утратил он этого качества своего и по сю пору, Мария заворожено слушала, глядя в его красивые зелёно-карие глаза. Пётр сыпал остротами, она смеялась, на них обращали внимание за соседними столиками.
Мария рассказала Петру, что про себя называла его всегда «моим Петром первым». И почему. Он в свою очередь честно признался, что как он тогда не пыжился, стараясь казаться опытным мужчиной, Маша тоже у него была первая.
Прежде чем покинуть уютный ресторанчик, Пётр вымолил у Маши согласие днями отправиться с ним на пустующую дачу его приятеля. Говорил он довольно громко, словно забыв, что они не одни. Мария почти по-девичьи смутилась, заметив, как молодая пара за соседним столиком о чём-то негромко переговаривалась, с улыбкой поглядывая на её пылкого кавалера.
Домой она возвращалась весёлая и мечтательная и даже не озаботилась сочинить что-нибудь в своё оправдание на случай, если Андрей всё-таки потребует отчёта, где она была в столь поздний час и почему от неё пахнет вином? У неё аж дыхание перехватило, когда она представила себе, что сейчас может разыграться такая сцена.
Но её ждало полное разочарование, пощекотать нервишки не суждено ей было и на этот раз. Шестилетний сын, заткнув уши «таблетками» – так на молодёжном сленге нынче назывались наушники – забавно дёргался, стоя возле окна в такт одному ему слышимой мелодии, видимо движениями своими подражая какому-то певцу из телевизора, а её благоверный, как всегда уткнулся в книгу, никого и ничего не замечая вокруг. И даже нимало удивился, когда Мария поздоровалась с ним: разве она только что пришла? Хорошее настроение её пропала вмиг, осточертевшая обыденность проглотила его как бегемот морковку.
Накормив своих вечно голодным мужчин, она ушла в ванную, где, наслаждаясь расслабляющими запахами хвои, добавленной в тёплую воду, попыталась воскресить своё прежнее хорошее настроение, вспоминая вечер, проведённый с Петром.
В спальне в своём любимом кресле под бежевым колпаком абажура сидел с книжкой в руках Андрей. Мария уселась на невысокий пуфик перед зеркалом и стала снимать макияж.
Зеркало,