весть о смерти Анании, никто не осмелился сказать ей, что произошло.
– Сапфира… Сапфира… – доносилось до её слуха.
«Анания уже отдал деньги», – подумала Сапфира.
Она подняла голову, поискала глазами Марфу из Вифании, отыскала – и наткнулась на взгляд, выражавший ужас, а вовсе не радость и благодарность. Это насторожило Сапфиру. Она огляделась и теперь во всех взглядах, устремлённых на неё, ясно читала лишь один всепоглощающий ужас. Ни следа благодарности. Ни следа уважения. Ужас! Один неприкрытый ужас!
– Скажи мне, – склоняясь к Сапфире, давая возможность ей раскаяться, сказал тихо Пётр, – за столько ли вы продали землю?
Пётр указал на мешочек с серебром, всё ещё лежавший у его ног.
Сапфира узнала мешочек. Всего несколько часов тому назад они разделили деньги, и она унесла половину к тётке, жившей в Вифании. Именно поэтому она и задержалась.
– За столько? – повторил Пётр. Но он уже знал ответ, поднял голову, и глаза его сверкнули.
– Да, – сказала Сапфира, – за столько. – И, уже произнося это, она поняла, что Петру всё известно.
– Зачем согласились вы искусить Духа Господня? – вдруг крикнул в отчаянии Пётр. – Вот, входят в двери погребавшие мужа твоего. И тебя вынесут вслед за ним!
– Нет! – крикнула Мария из Магдалы. – Нет, Пётр! Это жестоко!
– Сапфира! Сапфира! Скажи правду, не утаивай, ради Равви, ради Господа нашего Иисуса! – кричала Мария.
Но кто знает, что слышала Сапфира: она медленно оседала на пол, куда совсем недавно рухнул её муж.
Все молчали, смотрели на Сапфиру, на Петра, на Марию Магдалину, распростёршуюся рядом с Сапфирой. Никто не шевельнулся. Даже тогда, когда служители, те же, что выносили Ананию, приблизились теперь к Сапфире и положили её на носилки.
Сейчас уже никто не хлопал в ладоши, никто не кричал: увы, увы. Синагога безмолвствовала, никто не плакал, и по проходу, образовавшемуся в центре зала, прошёл в молчании Пётр.
Вечером Мария Магдалина, Мария из Вифании, Марфа, Саломея и сама хозяйка дома Мария, опасаясь, что Пётр увидит в их сердцах недовольство и страх и что это омрачит воспоминание и так или иначе коснётся Равви, прикрыв головы платками, быстрым шагом прошли вверх по улице. Достигнув угла, повернули налево и почти сразу же оказались возле дома, где остановился старик из Хеврона. Тот сидел во дворе, под оливой, окружённый хозяйской семьей – молодой парой, Андроником и Юлией, их родителями и тремя детьми. Все были так поглощены разговором, что только кивнули пришедшим. Юлия молча указала на циновки, расстеленные под оливой.
Старик из Хеврона тем временем говорил:
– Что сказано у Иисуса Навина?
Он хотел доказать самому себе и остальным правоту Петра, ведь и он был испуган не менее, чем другие.
Бен Закхай открыл свиток Торы – единственное своё имущество – и, прокрутив, нашёл нужное место.
– «Но сыны Израилевы сделали великое преступление, – читал старик, – и взяли из “заклятого”.