забыв, что я мужчина. Всё тело сотрясалось и дрожало в ознобе:
– «А может Бог сохранил меня и привёл опять сюда, чтобы всё-таки здесь умереть? Сердце может не выдержать такого волнения. Ну и что? Я достаточно пожил, и умереть здесь – это счастье!»
Долго лежал на родной мне земле и плакал, успокаиваясь. Дождь уже вовсю хлестал прохладными струями по телу, лицу, но я не чувствовал холода.
Чуть отошёл, бегу к больнице, интернату – кругом заросли чертополоха и крапивы.
Успокоился постепенно только тогда, когда услышал крики. Это разыскивали меня жена и Коля. Я медленно пошёл к Рогачевым. Встретила встревоженная Тома:
– Коля! Что с тобой? Ты почему весь в грязи? Ты что, плакал? Что плакать-то? Сам говорил – холод, голод, чуть не помер здесь. Что жалеть-то? Где ты так долго был? Уже первый час ночи. Посмотри на себя – на кого ты похож? Господи! Весь в грязи, мокрый. Ты же простынешь.
Опустошенный, я молчал. Во дворе помылся под рукомойником, переодел сухую одежду, не стал ужинать, лёг на полу спать.
На следующий день пошли с Колей к Силаевскому омуту, а затем на Косари. Тамара никуда не хотела идти:
– Что здесь смотреть? Разруха, покосившиеся избы, всё заросло высокой травой. Ты столько рассказывал об этих местах, а ничего здесь особенного нет. На улице тучи комаров и овода, я лучше дома посижу. Нечего здесь прохлаждаться. Завтра уедем.
Она осталась проводить время в бесконечных женских разговорах с Рогачевой, а мы весь день прошагали вдоль берега Шегарки до Косарей, Жирновки и назад. Несколько раз купались в омутах. В тёплой воде цвета крепкого чая повсюду заросли лилий. Не хотелось вылезать из любимой речки. Прошли мимо зарослей черёмухи. Она поспела, и мы с полчаса лакомились ей, пока на языках не образовалась корка. Сразу за Вдовино мы зашли в льняное поле. Красота необыкновенная! Васильки в высоком и чистом льне горели синими огоньками.
В Жирновке было всего три дома. Каркали десятки ворон на высоких тополях. Глухо шумел ветер в лесу и зарослях высокой конопли. Стаи скворцов вперемежку, чёрные и серые, носились на полях. Это уже вывелись молодые скворцы и старые их обучали. Я не мог оторвать глаз от них. Скворцов всё время преследовали ястребы. Кричали в полях перепела, в лесу вели свой счёт кукушки. Чибисы жалобно стонали и бестолково мотались, падая в траву. Где – то в заливных лугах настойчиво крякал бекас. Всё, всё, как в детстве! Я не скрывал слёз от Коли. Постоянно, ломая высокую траву, подходили к берегу. Высматривал щук, но они уже не стояли в щучьей траве. Лишь дважды мы любовались небольшими щурятами. Даже пытался их силить травинкой, но они сорвались. Несколько раз забегали в кусты, надеясь вспугнуть зайцев. Ели поспевшую кислицу. В колках малины, росшей кустами, задержались надолго. Над полями летало много коршунов и ястребов. Над нами всё время барражировали на одном месте ворожейки.
Какое счастье! Я на Шегарке! Мы не обращали внимания