из них в магнитофон и нажала на пуск. Услышав голос Виктории, она взяла блокнот, положила его на колени, откинулась на спинку и закрыла глаза.
…конечно, она всегда знала, трусливая корова, хотя притворялась, будто нет ничего странного в том, что она просыпается в одиночестве и находит его у меня, а на полу валяются его трусы с желтыми вонючими пятнами.
София пыталась отделаться от навязчивых картин, которые нес с собой голос Виктории. Я должна быть профессионалом, думала она, нельзя принимать все близко к сердцу. Но тем не менее в сознании возникал образ отца, который крадется в комнату дочери.
Ложится рядом с ней.
София представила себе запах плоти, ей стало трудно дышать, ее начало подташнивать.
Повсюду тошнотворное, такое, от чего не отмоешься.
…а ругаться-то я не могла, поскольку тогда получала подзатыльник и начинала плакать под радиопрограмму “Концерт по заявкам”. Огурец на печеночном паштете был достаточно соленым и без моих слез, по- этому я предпочитала молчать, подпевать и отвечать на вопросы. Здорово, что мы сюда приехали, да, я хочу навестить кузину, которая живет в Эстерсунде, Боргхольме или где угодно. Отец говорил, что существует так много дураков, что хватило бы и половины, и я всегда соглашалась. Я продолжала напевать, сидя с покрывшимся пенкой какао, а его рука снова оказывалась там, как только мать отворачивалась…
София чувствовала, что больше не в силах слушать, но что-то не давало ей выключить магнитофон.
…и можно было бежать еще дальше и быстрее, но этого всегда оказывалось недостаточно для получения приза, который могли бы поставить на книжную полку рядом с фотографией мальчика, не захотевшего плыть после того, как посмотрел на вид…
Голос делался интенсивнее, выше, но сохранял прежнюю монотонность.
Диапазон и тембр менялись.
Вначале бас.
…а хотел только обниматься, но он уже нашел себе новую, которая могла сопровождать в отпуск… Затем альт.
…и возиться с ним, раз ее возьмут с собой аж в Падьеланту…[60] Меццо-сопрано, сопрано, тоньше и тоньше.
…и бродить по двадцать километров в день, и нюхать золотой корень – единственное, что казалось интересным, поскольку под ним было нечто не противное…
По-прежнему не открывая глаз, она пошарила по столу, нащупала магнитофон и спихнула его на пол. Тишина.
София открыла глаза и посмотрела в блокнот. Три слова.
ПАДЬЕЛАНТА, ЗОЛОТОЙ КОРЕНЬ.
О чем же Виктория рассказывала?
О чувстве бесправия, когда тебя без всякого предупреждения выдергивают из привычной жизни?
О поисках защиты в неприкосновенности, когда ты недостижима?
София ощущала полную растерянность. Ей хотелось понять, но казалось, будто Виктория полностью растворяется. Куда бы Виктория ни посмотрела, она оказывалась лицом к лицу с самой собой, а пытаясь найти себя, она находила