за той проклятой дверью? – ей стоило бы разозлиться на него за то, что смолчал, за годы ожидания в одиночестве, за сотни бессонных ночей и памятник над еще одной пустой могилой, но нет. Упавший крюк зацепился за край крыши возле ее ног.
В голосе была лишь привычная пустота и с нотками усталости и разочарования. Можно ли разочароваться тому, кто ни во что уже не верил? Наверное. Когда казалось, что падать ниже уже некуда, стук снизу очень удивлял. Даже ту, что видела все стадии личностной деградации. В каждом Эванс пыталась найти хорошее: в Лиаме корявое подобие заботы, в Адаме – стремление и целеустремленность, в Крисе – идиотский подростковый оптимизм, а в нем… В Джейсоне она больше не видела ничего. Ничего, кроме трусости, граничившей с банальной истерией и желанием спасти свою шкуру ценой жизни другого. Крыса – иного слова она не могла подобрать. Форман не мог сбежать с корабля, значит, скорее всего, он потопит его вместе с собой. При таком раскладе ей больше нечего делать рядом, и помочь ему тоже не чем.
– Мэймэй, прошу тебя, – настаивал Форман, почти задыхаясь от быстрого поднятия и ветра, гулявшего по крыше. – Спустись, и мы поговорим, – медленно ковыляя, он приближался к ней, чернея в тяжелом пальто на фоне неоновых вывесок. – Я все тебе расскажу, спускайся, – звал, будто ребенка, уговаривал, словно мог дать ей что-то взамен, кроме нелепого знака Инь-Янь, охваченного черным пламенем, в память о его появлении; просил, как просят орган у умирающего; торговался, набивая себе цену.
Ни в этом ли ирония. Монстр никогда не торговался прежде: рубил с плеча, не думая о последствиях, закатывал истерии, капризничал по поводу и без, да так, что Ларссон казался образцом филантропии. Порешить всех и вся, а там по обстановке. Это было его девизом, его кредо, но только до момента, пока обстановка не накалилась. И вот сейчас он внял голосу разума, так почему бы не услышать, что он скажет?
– Он знал, Джейсон? – ее слова улетели с порывом ветра, чуть не сбившего Формана с ног. – Джером знал, что Атлас остался там – внизу? – вспоминая первого, павшего в вендетте Атласа, ей следовало бы заплакать, но слез не было. Их попросту не осталось.
Незатуманенный чувствами разум вновь четко анализировал факты, мысли стали кристально ясными, а желание разреветься и сдохнуть развеялось без следа. Боль и слезы ушли вместе с Джеромом Мастерсом, оставшемся лежать на асфальте в луже собственной крови. У нее осталось только сожаление.
– Он знал, что ты бросил Атласа умирать? – перекрикивая очередной порыв, задала она тот самый вопрос, от которого Форман замер на месте.
– Узнал, перед тем как его не стало, – что много лет оставалось домыслами подтвердилось. – И сказал мне об этом в день своей смерти, – голос Формана и его шаги были все ближе.
– И поэтому он мертв, да? Ты не смог отпустить нас и избавился от него? – после ее вопроса шарканье и стук трости опять прекратились. Значит, Форман подошел достаточно близко, чтобы не промазать в этот раз.
– Что ты такое…