И полагал, что знает, кто это.
Аль-Сияб ощутил прилив возбуждения, волнение в крови. Подобные моменты, подумал он, и есть то, ради чего живет отважный мужчина. Однако его охватила тревога. Он был бы круглым дураком, если бы не испытывал ее.
– От имени халифа и его двора я приветствую тебя, Газзали аль-Сияб, – произнес высокий человек. И не поклонился, что подтверждало догадку о том, кто он такой.
Газзали отвесил поклон. Всего один, но низкий.
– Приглашение во дворец – это честь, превышающая мои заслуги, – сказал он и улыбнулся – быстро, профессионально. – Я прав, предполагая, что имею честь говорить с прославленным визирем светлейшего халифа?
Мужчина слегка наклонил голову. Никакой заметной реакции на «прославленного». На нем был тюрбан. Газзали тоже повязывал его в этом городе, но его тюрбан был намотан иначе. У него были на то свои причины. Визирь носил аккуратно подстриженную бороду (тщеславие?) и три перстня, один из них – с крупным рубином (тоже тщеславие?).
Визирь произнес:
– Мы будем беседовать здесь, когда прославленный халиф соблаговолит присоединиться к нам. Вам будет дозволено сесть, если сядет он, и вы останетесь здесь до тех пор, пока он не подаст знак об окончании беседы. – Он выговаривал каждое слово с такой преувеличенной тщательностью, что Газзали задумался, не было ли у него в детстве затруднений с речью. Он встречал таких людей. – Потом вы уйдете тем же путем, каким вошли, унося с собой это вознаграждение.
Визирь протянул ему маленький кожаный кошелек, выкрашенный в ярко-красный цвет. Газзали снова поклонился, шагнул вперед, взял кошелек и сунул в карман. Опять поклонился. Кошелек был довольно тяжелый. Не то чтобы это имело значение, учитывая, что поставлено на карту. Он видел серебряный поднос с оплетенной бутылью вина на лакированном столе рядом с одним из диванов. На другом подносе лежали цукаты из кожуры цитрусов. Множество подушек с затейливым узором было разбросано по коврам. Очевидно, для него. Сидящего у ног могущественного халифа. Наличие вина имело значение. Он заметил, что бокалов три. Препятствие. Но преодолимое, это они тоже обсуждали на судне.
Они рассчитывали на вино, даже в утренний час. У халифа Абенивина была определенная репутация.
Халиф Абенивина вошел в комнату. Без объявления и церемоний. Внутренняя дверь открылась, и на пороге появился стройный мужчина.
Его сопровождала волна аромата. Сандаловое дерево. Дверь у него за спиной мягко закрылась.
Его тюрбан был зеленым – цвет власти и силы. Платье с золотой каймой по бокам и подолу отливало всеми оттенками пурпура. У джадитов востока, до падения Сарантия, пурпурный цвет символизировал императорский титул. Никто другой не имел права его носить. Аль-Сияб задумался, знает ли об этом халиф западного города ашаритов, или ему просто нравится этот насыщенный цвет. Платье не закрывало шею, что было необычно и считалось вызывающим. Еще более вызывающим выглядело ожерелье на шее халифа. Или, точнее, абсурдно большой