Батт получил почти целый талант серебра.
– Хочу забрать фракку, – заявил он.
– Это которую? – Гелесибий явно не понимал, о какой именно рабыне идет речь.
– Вот он знает, – наксосец указал рукой на краснорожего.
– Харес, давай ее сюда! – приказал управляющий.
Вскоре девчонку привели. Она успела помыть лицо, расчесать волосы и переодеться в новую эскомиду – всю в заплатах, но чистую. Стояла перед Гелесибием, не поднимая глаз.
– Мина[11], – предложил наксосец.
– Две мины! – категорично заявил управляющий.
– Она этих денег не стоит. – Батт попытался сбить цену.
– Тогда не бери.
Наксосец помолчал, потом махнул рукой:
– Согласен.
Батт уселся на швартовочную тумбу.
Вечер разливался по гавани мглистой синевой. Закат опалил бахрому облаков розовым жаром. Смоляной факел ронял на каменные плиты черные капли. В наступивших сумерках звуки портовой сутолоки казались особенно резкими.
Гейкосора терлась боком о размочаленный тростниковый кранец. Море с тихим плеском облизывало причал. Брызги стекались в зеленые лужицы на квадрах, от которых пахло водорослями.
По соседству карийцы загружали отару на приземистый лемб. Гроздь винограда в желтом круге на вымпеле давно выцвела, лишь сам круг все еще напоминал о солнце над Доридой.
Овец одну за другой заводили на борт. Животные испуганно блеяли. Моряки ругались, однако продолжали тянуть их по сходням. Наверху капитан перехватывал веревку, чтобы спустить овцу по мосткам в трюм.
Корабль с коринфским вымпелом готовился к утренней погрузке. На причале дожидались своей очереди кипы скрученной в мотки пеньки, бронзовые гвозди в мешках, корзины с брусками вываренного пчелиного воска, кусками строительной смолы, застывшего битума, а также широкогорлые кувшины, наполненные мягким шерстяным воском. Раб капитана устраивался на ночлег рядом с грузом, за сохранность которого отвечал головой.
Наксосец приказал фракийке встать перед ним.
На разговор хозяина с рабыней никто не обращал внимания. Большая часть команды гейкосоры еще не вернулась с ипподрома, где проходило состязание колесниц. Келейст с двумя матросами перебирали такелаж, а рулевой чинил сломанную уключину.
– Койнэ понимаешь? – спросил Батт.
Рабыня кивнула.
– Я знаю твое имя – Фракка. Так вот… Оно мне не нравится. Буду звать тебя… – наксосец задумался, но почти сразу продолжил: – Я тебя купил, значит, ты теперь Хрисонета – «купленная».
Девчонка не отвечала, лишь таращила на него большие черные глаза.
– Сколько тебе лет? – снова спросил наксосец.
– Пятнадцать, господин, – тихо ответила рабыня.
Он оглядел ее худую фигурку: острые плечи, тонкую шею, неразвитую грудь.
– У тебя были мужчины?
Хрисонета кивнула.
Закусив губу, сказала:
– В лагере.
«Значит,