ни звука, однако он понимал, что тишина обманчива. В такую ночь обитатели храма вряд ли улягутся спать рано.
Внезапно в пронаосе заметались отсветы факелов, послышались встревоженные женские голоса, прерванные громким окриком Гариба: «Всем на пол!»
Вскоре показалась фигура финикиянина. Сбежав по ступеням, он подошел к Батту.
– Там их две… Какую брать?
Наксосец оторопел. О том, что в храме находятся два медных кратера, он не знал.
– Опиши! – приказал Батт.
– Одна как большая тыква на круглой подставке, у второй опора в виде трех фигур и головы грифонов по ободу, – сказал Гариб.
Увидев замешательство на лице наксосца, добавил:
– Да ты сам иди и посмотри.
– Не могу! – процедил Батт. – Мне туда нельзя.
– Ты и так уже на теменосе, – усмехнулся Гариб. – Считай, что в храме… Думаешь, тебе это простят?
– Не твое дело! – рявкнул наксосец.
Он заходил по каменным квадрам, стиснув зубы в бессильной злобе.
Вдруг подумал: «А если забрать обе?»
Но тут же отказался от этой идеи: «Нельзя, они тяжелые, гейкосора потеряет устойчивость. Вот если бы на гиппос… Но он тихоходный, от погони на таком не уйдешь… Да и где его взять…»
Батт подошел к финикиянину.
– Я слышал шум… Кто там был?
– Мать фиаса, с ней какая-то баба с грудным ребенком и подросток.
– Давай их сюда!
Вскоре сатиры привели напуганных пленников.
Увидев знакомого трагеда, Метримота вскинула вверх сжатые кулачки:
– Подонок! Мы с вами кровью поделились, а вы…
Жрица не успела договорить, потому что Гариб толкнул ее в спину. Метримота упала на плиты, но нашла в себе силы встать на колени. Она ненавидящим взглядом смотрела на силена снизу вверх.
– В храме две медные чаши, – пролаял Батт. – Которую из них везли Крезу?
Метримота молчала. Через мгновение она все поняла. И зачем кипрским дадукам понадобилась жертвенная кровь, и что делают сатиры ночью на теменосе.
– Так вот что ты задумал! – гневно прошипела жрица. – Подменить кратер! Он был подарен храму, а значит, это святыня. Я скорее сдохну, чем скажу… И не думай, что я тебя не узнала. Ты поплатишься за совершенное святотатство.
Батт кусал губы, он не мог признать поражение, но причинить Матери фиаса вред тоже не мог.
Гариб схватил Иолу за плечо:
– Ты кто?
– Послушница.
– Что делала в Герайоне ночью?
– Проходила очищение перед инициацией.
– А это кто? – финикиянин показал на Формиона.
Помедлив, Иола прошептала:
– Сын.
– Тоже неофит?
– Нет… Он смотрел за дочкой, пока я молилась.
Гариб вырвал из рук матери младенца.
Иола закричала, забилась в руках державших ее сатиров. Формион дернулся к сестре, но тут же получил удар под дых. Он захрипел, когда его горло сжали сильные пальцы.
Держа плачущую девочку перед