торчали деревянные обрубки. Вода хлестала по трюму, заливала гребные банки, смывала корзины и тюки.
Чаша закачалась, но устояла. Тогда Батт навалился на нее плечом. Еще немного – и кратер пополз по палубному настилу, накренился, а потом, ломая планширь, рухнул в море.
Наксосец спрыгнул в воду. Бешено заработав руками, поплыл к берегу. Он ни разу не обернулся на тонущую гейкосору, рядом с которой в море барахтались киприоты.
Пираты цеплялись за обломки весел и друг за друга, пока последний из них не исчез в водовороте из корабельного мусора. С обросшего водорослями полузатопленного валуна на побоище удивленно таращился рыбак…
Батт брел по насыпи в одной набедренной зоме. Через плечо висел выжатый, хотя все еще влажный хитон. Впереди вздымалась лесистая верхушка Ампела, у подножия которого белели постройки Самоса.
Судьба Формиона наксосца не волновала. Если упрямый мальчишка утонул, туда ему и дорога. Сам виноват – нечего было геройствовать. А если его спасли галикарнасские моряки, значит, так распорядились Мойры.
Вот кого ему вовсе не было жаль, так это погибших подельников. Пират редко умирает своей смертью. Утонуть для моряка – это даже почетно. Зря, что ли, Посейдону приносят в жертву вино, морских гадов и часть награбленной добычи.
Хуже, когда тебе выпустят кишки ножом, чтобы ты потом медленно умирал на берегу. Валяешься весь в песке, крови и собственных испражнениях, а по тебе ползают некрофаги.
– Бррр! – он в отвращении сплюнул.
Наконец, впереди выросла городская стена.
Батт натянул хитон, после чего уверенной походкой направился к воротам. Гоплитам на часах пришлось соврать, будто он купец из Коринфа, плыл сюда с грузом керамики, но был ограблен пиратами на соседней Икарии.
Обобрали подчистую, подорожную гильдии порвали, доплыл до Самоса за спасибо на попутном лембе. Сейчас вот идет на оптовый рынок, может, там кого из своих встретит.
На дейгме он затерялся в толпе. Толкаясь среди продавцов и покупателей, пират косился на тюки, рулоны, сундуки, амфоры, мехи… Опытным взглядом оценивал чужое добро: папирус и парусину из Египта, сирийский ладан, слоновую кость из Киренаики, карфагенские ковры, родосские фиги, эвбейские груши…
Купцы наперебой расхваливали свой товар, лоточники хватали прохожих за руки, уличные порнаи растягивали рот в похотливой улыбке, профессиональные игроки в кости с равнодушным видом трясли кружку с астрагалами.
Хрисонету наксосец увидел возле нимфея. Она сидела на парапете бассейна, в охотку уплетая лепешку. Батт опустился рядом. Долонка подвинулась, но жевать не перестала. Только бросила на него встревоженный взгляд – если он пришел сюда один, значит, что-то случилось.
– Где взяла? – спросил Батт.
– Украла… – она отломила кусок и протянула ему. – Будешь, господин?
Он молча взял еду.
Не глядя на рабыню, бесстрастным тоном сказал:
– Гейкосоры больше нет… Нас атаковали…
– Кто?
– Пентеконтера из Галикарнаса.
– А кратер?
Он