стен. Кайсгарт не спал первые два дня, да и затем чувствовал острую нужду в отдыхе, но держался и помогал Ренамиру ничего не упустить.
Вскоре пришли вести о том, что Бухта Эйден тоже неделю как захвачена. В людях поселился страх. Когда большая часть работ по укреплению города была закончена, Ренамир обошёл его кругом и лишь печально вздохнул, оглядывая стены: «Всё равно этого недостаточно». В своём вполне ожидаемом отчаянии люди стали чаще посещать храмы и молиться всем известным богам, чтобы беда обошла их. Когда в общественном настроении появился хоть какой-то проблеск надежды, стало известно, что Тоссен тоже захвачен, а во главе войска действительно стоит сам Стагахольт. Но, к большому удивлению Ренамира, почти одновременно с его разведчиками в город прибыл посол и от народа с востока.
Кайсгарт хорошо помнил эту встречу: он весь их диалог простоял с рукой на клинке, в полной готовности убить всех, кто приблизится к Ренамиру. Но пришедшие ниррен были учтивы и сообщили, что Стагахольт желает встретиться с императором и обсудить с ним будущее Верувины. Ренамир жаждал разобраться в происходящем и призвал к себе Стагахольта как можно скорее. Когда посол ушёл, Кайсгарт удивился не меньше остальных:
– Обсудить будущее! Что же, это намного лучше, чем сжечь нас без предупреждения, разве нет?
Ренамир к этому моменту уже долго пребывал в подавленном и несколько очерствевшем состоянии:
– Лучше, но только… Что им от нас нужно? Предложат нам сдаться? В любом случае я сначала потребую объяснений, потребую оправдания за каждую отнятую жизнь!
Кайсгарт пытался вразумить и утешить его, но боль Верувины была для Ренамира словно собственная. С каждым сожжённым городом он становился всё мрачнее и всё чаще уходил на задний двор, чтобы поупражняться с клинком – это помогало ему хоть как-то переболеть нарастающую злобу. Кайсгарт не видел улыбки на его лице с того дня, как прибыл разведчик с юга, и теперь искренне беспокоился о том, как пройдёт предстоящая встреча.
Когда наступил судьбоносный день, всё стало понятно за первые минуты диалога. Кайсгарт видел, как Ренамир потерял остатки терпения, как он обозначил свой отказ на предложение Стагахольта яростным криком. Всё это было из-за богов, из-за знамений, из-за того, что один влиятельный человек увидел страшный сон и внушил себе, что это пророчество. Разговор перешёл в драку, Фолснер первым встал на защиту правителя, ведомый непреодолимой жаждой мести, и был убит телохранителями Стагахольта. Кайсгарт убил одного из них, но второй смог вступить с ним в борьбу. Не хватило лишь секунды, чтобы добить его, – руку вдруг что-то сжало, тело оторвалось от пола и полетело в окно, брошенное с нечеловеческой силой. Последним, что видел Кайсгарт, было лицо Стагахольта – этот бородатый портрет в оконной раме донжона, изображающий удовлетворение и внезапное осознание собственного превосходства. Каменная кладка замелькала перед глазами, а затем вдруг удар – и наступила тьма. Кайсгарт запомнил тот день навсегда: он понял, что с неизбежной смертью