возле которых происходила какая-то странная суета.
– Держи вора! Держи его, держи! – во всё горло кричала здоровенная тётка с румяным лицом, что те пироги, лежащие в её лотке.
Стоявший неподалёку рослый детина лед двадцати крепко держал за шкирку худого и грязного мальчишку, облачённого в какие-то засаленные рваные обноски. Сам пацан в это время жадно запихивал себе в рот украденный пирог, боясь вовсе не побоев, а остаться без куска еды.
– Ты глянь-ка, замесок! – взглянув на несчастного мальчишку, пробасил рослый парень и как следует встряхнул пацанёнка, отчего тот чуть не подавился, – Ты как сюда попал, высерок?
Как мне было уже известно, замесками называли сирот и беспризорников, а также малолетних нищих и попрошаек. Не редко их могли назвать и выскребышами, а ругательно и высерками.
– Служивых кликнуть надобно, – вклинилась соседка женщины, в лотке которой красовался золотистый мёд в небольших глиняных горшочках.
– Не, сами разберёмся, – отмахнулся парень, продолжавший удерживать воришку за шиворот, – Сейчас наваляем так, что раз и навсегда позабудет совать свои грязные ручонки, куда не велено.
– Отпустите, – пискнул пацан, – Я не буду боле. Мамка преставилась, батю медведь на охоте подрал, жрать нечего. По-жа-ле-й-те! – и тут из детских глаз хлынул поток слёз.
Но видимо, кроме меня никого из присутствующих не проняло.
– Да выкинь ты его за окраину, – брезгливо сморщилась продавщица пирогов.
– Туда ему и дорога, – поддакнула её соседка, – А то вонь от него такая, всех покупателей распугал.
Окраиной считали ту часть города, где жили бедняки, мелкие ремесленники, крестьяне и простые вои. Это был самый низший и самый многочисленный слой населения города. Здесь бесчинствовали нищета и голод, болезни и смерть.
– Не, сначала проучим, – вновь пробасил здоровяк, замахиваясь огромной ручищей.
– А ну не сметь! – услышала я свой собственный холодный голос.
Толпа расступилась и все уставились на меня и моих немногочисленных спутников. Бабы вытаращились на нас во все глаза, бугай чуть не выпустил из рук пацана, который от удивления разинул рот так, что из него едва не выпал последний непрожеванный кусок пирога.
– А ты кто такая, чтобы мне приказывать? – норовисто пробасил бугай, но рассмотрев мою свиту, осёкся.
– Да это ж княжна! – послышался шепоток в толпе зевак, – Да, да, она самая!
– Говорят, она из простых, – послышалось уже с другого конца рынка.
– Отпусти мальчишку, – ледяным тоном произнесла я.
Кулак здоровяка разжался, и на деревянный настил плюхнулось тощее тельце мальчишки, поднимая вокруг облако земляной пыли.
– Подойди сюда, – поманила я рукой мальчика, присаживаясь на корточки.
Пацан, которому навскидку было лет девять, не больше, боязливо покосился на мой конвой, но всё же подошел, а потом вдруг плюхнулся на колени