тайны. Это была месть, Годелот. Месть ее сиятельства герцогини вашему синьору. – Юноша резко вдохнул, бледнея, но врач лишь поднял ладонь. – Ваше негодование сейчас пропалит в ковре дыру. Но погодите судить. Герцогиня тринадцать лет томится в плену неподвижного тела. Тринадцать лет в тюрьме своей плоти, Годелот, без права даже смахнуть прядь с собственного лица. Поверьте, друг мой, бывает такая минута, когда любой соглашается продать душу дьяволу.
– Дьяволу? – шотландец не сумел отцедить из голоса ноту сарказма. – Стало быть, во всем, как и всегда, виноват дьявол? Право, как это удобно – иметь под рукой такого безотказного виновника!
– Ошибаетесь, – не принял вызова врач, – дьявол лишь исполняет желания… или приказы, если угодно. Отвечать же за них каждому в свой срок придется самому.
Годелот осекся, уже в который раз чувствуя себя перед этим человеком бестолковым и запальчивым мальчишкой.
– Быть может, – отрывисто произнес он. – Но какая же обида могла повлечь за собой такую страшную месть? Я был там, черт подери. Я все еще слышу во сне голоса ворон.
В чертах врача что-то дрогнуло. Он сдвинул брови, и тень легла на лицо, сразу сделав его старым и измученным.
– Сядьте, Годелот, – негромко проговорил он, – налейте себе вина.
Шотландец машинально повиновался, в замешательстве глядя, как всегда безупречный Бениньо рассеянно ворошит густо посоленные сединой волосы. Тот снова придвинул отставленный бокал, рассеянно глядя, как по тонким стенкам скользят остатки янтарных потеков, и вдруг молниеносным движением швырнул бокал о стену. Хрусталь с ликующим взвизгом брызнул на ковер, а врач оглушительно рявкнул:
– Какого черта вы полезли в эти бумаги, юный идиот?! Вам пока еще дано жить и дышать, так что ж вам не живется?!
Он упал в кресло напротив Годелота и яростно раздавил несколько осколков ногой. Переведя дыхание, Бениньо вперил мрачный взгляд в шотландца, безмолвно съежившегося в полумраке.
– Я не звал вас сюда, Годелот, и именно поэтому расскажу вам о той ночи. Многие знания – многие скорби, и вам стоит усвоить этот урок раз и навсегда. Кроме того, вы на свой лад вправе узнать то, чего хотели. – Доктор сделал паузу. – Я знаю, вы не все поймете. И главные ваши выводы будут неверны. Вы все же безобразно молоды.
– Это пройдет, – отрезал шотландец.
Врач взглянул на него, и в глазах его промелькнула тень прежней сдержанной усмешки. Он сложил ладони, будто осязая в них обложку незримой летописи, и негромко продолжил:
– Вы наверняка слышали, Годелот, о прежнем графе, самоубийце Витторе… Герцогиня Фонци, наша с вами общая синьора, еще в юности знавала обоих братьев Кампано и была весьма… близка со старшим… – Бениньо запнулся и хмуро покусал губы. – Впрочем, стоит назвать вещи своими именами. Ее сиятельство и граф Кампано были любовниками. Ни о каком браке речь не шла, это был союз плоти и души, полный огня, но не нуждавшийся в благословении церкви. Однако не буду сплетничать.
Синьора порой рассказывала мне о Витторе. Это был человек