дощечками в руках.
Нудно и утомительно читал свои лекции уважаемый Константин Лихуд, они узнавали о Кодексе Юстиниана и «Эклогах», об эпистолах покойных базилевсов и их василиках, а после занятий шумной гурьбой высыпали на Месу и на площадь Августеон.
Константин Мономах – высокий стройный муж, старше Катаклона лет на пятнадцать (а может, и больше), провинциал из Далассы, связанный родственными узами с влиятельнейшим родом Склиров, неглупый, честолюбивый, изысканный эстет, друг покойного отца – чем привлёк он к себе внимание тогда ещё совсем ребёнка Кевкамена? Да, пожалуй, в нём была сила обаяния, какая-то особая притягательность.
Ясно припомнил Кевкамен последний день своей учёбы. Тогда приглашённые в дом к Мономаху и оказавшиеся в благоухающем саду вчерашние школяры – он, Неофит и Василий Педиадит – бурно обсуждали открывающиеся перед ними горизонты.
– Я начну службу при дворе, – говорил Василий, худощавый высокорослый безбородый евнух, неведомо как затесавшийся в их компанию. – Где ещё можно обеспечить себе хорошее будущее? Хочу добиться помощи от дяди Константа. У него широкие связи, он патриций, вхож в тронный зал Магнавры. Неплохо было бы получить сан наместника где-нибудь неподалёку от столицы.
– Но, говорят, за должности надо платить большую мзду, – вставил Кевкамен.
Он немного завидовал Педиадиту – уж этого-то устроят куда-нибудь в тёпленькое местечко, хоть он и евнух. Жаль, что у него, Катаклона, нет таких влиятельных покровителей, как дядя Констант.
– Вы оба говорите не о том, – качая головой, возразил умница и любимчик учителей Неофит, маленький щуплый молодой человек с горящим неземным огнём взглядом жгучих чёрных глаз. – Какой смысл думать только о себе? Для того ли просидели мы столько лет в стенах аудиториума? Нет, моя стезя иная. Я хочу… Я должен нести в дальние страны свет христианского учения. Пусть слепцы прозреют, а глухие услышат!
– Это опасное и трудное дело, друг мой, – хмурясь, отговаривал его Василий. – Я понимаю твоё неуёмное желание, вижу, что ты воистину готов жертвовать собой ради торжества православной веры, но подумай: стоят ли эти жертвы твоей драгоценной жизни? Ведь ты можешь послужить здесь… Послужить империи. Империи нужны такие люди, как ты. Работай в библиотеке, пиши свои богословские труды, в этом и будет твоя стезя. А так, – он развёл руками, – погибнуть среди свирепых язычников?.. Нет, мне не понять твоих устремлений, Неофит.
– Равно как мне не понять твоего честолюбия, твоей страсти к возвышению, к карьере, – рассмеялся Неофит. – Но давайте не будем спорить, друзья мои. Всё это – пустой разговор. Каждому из нас Господь предназначил свою дорогу. Пойдёмте лучше в таверну да выпьем доброго хиосского вина.
Кевкамен слушал товарищей с некоторым даже удивлением. Слова «империя», «предназначение», «высокая цель» казались ему совершенно ненужными и пустыми. Об одном думал он и мечтал тогда: обеспечить себе более-менее приличную безбедную жизнь. А иное… Ну где вот они теперь – мечтатели! Один – служит