чаши щедро разбавленное водой красное хиосское вино и кусал тонкие розовые губы.
– Уважаемые патриции задумали рискованное и трудное дело, – наконец, словно бы нехотя, разглаживая ладонью лоб, произнёс он. – Я не до конца верю в их искренность. Поэтому поблагодари, Кевкаменос, Лихуда за его предложение, я буду иметь его в виду. Но пока они не подымут против Пафлагона армию и не взбудоражат чернь, мне нечего помышлять о золотой диадеме. Да и базилисса Зоя… Ты её плохо знаешь, друг. Ведьма, каких свет не видывал. Это она заслала меня в эту дыру. Вместе со своим любовником, зайцем в пурпуре. – Константин злобно скривился. – Скажу тебе прямо: презираю я эту грязную потаскушку. Видно, здорово её прижал проклятый евнух, если она готова в очередной раз сменить мужа. Но я ей – не постельный прислужник, и пусть не воображает, что прельстит меня своим пергаментным лицом и сломанными зубами.
– Ты не прав. Базилисса всё ещё хороша собой, – возразил со снисходительной улыбкой Кевкамен.
– Ну да, хороша, как же. Густые белокурые волосы, тёмные, как константинопольская ночь, глаза, орлиный носик, о котором впору хоть писать восторженную оду. Что-нибудь наподобие тех дрянных стишков, какими пачкают пергамент новоявленные поэты, – с издёвкой заметил Мономах. – О, Кирие элейсон! До чего докатилась держава ромеев! Продажные патриции, тупая необразованная чернь, корыстолюбивые динаты, пустоголовый император!
Он смачно сплюнул и со стуком поставил на стол чашу.
– Я вижу, Константин, твоё самолюбие сильно задела ссылка, – сказал Кевкамен, с участием глядя на исполненное злости и презрения круглое лицо собеседника. – И всё-таки, надеюсь, ты вырвешься отсюда и вернёшься в столицу. А привычку плеваться ты не бросил. – Он рассмеялся. – Помнишь, как ругал тебя за это Лихуд?
– Это было давно, – Мономах криво усмехнулся. – Теперь иные времена. А привычка – да, осталась. Даже любопытно, как бы отнеслась к ней базилисса?
– Наморщила бы свой изящный носик и вздёрнула вверх гордую голову, – со смехом ответил Катаклон.
– Пожалуй, ты прав. А кстати, как ты сам, Кевкаменос? Нашёл себе жену?
– Пока нет. Правда, есть на примете одна девушка. Она из знатного рода, хотя и небогата. Но тебе я ни за что её не покажу и даже не скажу, кто она такая. Мне известно, как переменчиво женское сердце.
– И правильно сделаешь, Кевкаменос, – похвалил его Мономах. – Вот мне будет трудно расстаться с Марией Склиреной. Помнишь ту девочку-подростка, племянницу моей покойной супруги Елены? Иногда она встречалась нам после учения в саду. Видел бы ты её сейчас – она расцвела, как роза. Если бы не церковный запрет, я бы давно женился на ней, а так… Грех, Кевкаменос, слабость человеческая, оказывается сильней наставлений духовных отцов. Склирена родила мне дочь. Жалко будет оставить её ложе.
– Я не понимаю, Константин, как так можно! – всплеснув руками, изумлённо воскликнул Катаклон. – Тебя ожидает престол, а ты жалеешь о какой-то там любовнице!
– Какой-то там… Я не буду, как сделали бы наши