крепкий малый. И они убеждены: его ждёт большое будущее.
– Это сразу видно… По взгляду. В тебе, мой мальчик, есть тяга к большему.
Ему только и нужно, что подписать вот тут, внизу. Они расплатятся за него, а ещё предложат работу, и он повидает дальние края…
– Разве ты, Авель Простак, не мечтал о странствиях?
Пусть он скорее подпишет, прямо здесь, и они угостят его ещё стаканчиком, чтобы отпраздновать его новую жизнь. Ведь теперь перед ним – все возможности.
Авель Простак подписывает. Он обнимает их, плача от умиления. Он нанят. Ему сразу же дают двадцать серебряных. Он слышит, как они звенят в кармане жилета при каждом шаге.
А через час он видит корабль, шире и выше церкви в его деревушке. Ещё совсем рано, но на пристани Ла-Рошели уже собрались зеваки посмотреть на судно. Простак не может поверить, что это великолепие – для него. Когда он поднимает глаза на три увитые тросами мачты, голова идёт кругом. Ему выдают гамак, который нужно подвесить в носовой части. И говорят, что до отправления два часа. Так скоро? У него не хватит времени проститься с сёстрами, но его убеждают: пусть он представит, с какой гордостью они встретят его после, когда он придёт с полными руками подарков…
И очень скоро «Нежная Амелия» выходит на простор кормой к солнцу, раздвигая сияющую утреннюю пену: точно дама в белом платье идёт через пшеничное поле.
Разумеется, весь переход от Ла-Рошели до Лиссабона Авель Простак проболел. Морской болезнью. Помирал от неё в Бискайском заливе. Отчего, вероятно, особенно много думал о сёстрах с их коровой, о двух козочках среди песчаных дюн. И потому так много сморкался, прячась в гамаке, подвешенном под баком. Но теперь они отчалили по-настоящему, всерьёз, и вот капитан уже доверил ему поручение.
Перед ним – все возможности.
Котёл для экипажа кипит на плите. Кок бросает в него капусту, рубя её на четвертинки мачете, прямо на руке. Он не в курсе, что вообще-то на корабле, несущемся во всю прыть по бурному морю. К нему подходит Авель Простак.
– Я по поручению капитана.
– Как тебя звать?
– Авель Простак.
Кок темнокожий. Говорит он со страшным английским акцентом. Когда он улыбается, щёки вдруг округляются, как у поющих лягушек в брачный сезон.
– Ты, Простак, из сухопутных?
– Из кого?
– Сухопутных.
– Да, это мой первый раз.
– «Красный кот» или «Альбатрос»?
– Что?
– Они тебя в «Красном коте» подобрали или в кабачке «Альбатрос»?
Простак улыбается, решив, что его история так хороша, что её уже пересказывают.
– В «Красном коте». Кто вам рассказал?
– А у меня первый раз был в «The Old Tower» в Ливерпуле, десять лет назад. На узкой улочке, где даже двум крысам не разойтись иначе, как друг по дружке.
Кок громко хохочет.
– Точно как ты: голова пустая, карманы не лучше.
Он откладывает мачете, вытирает мокрые руки и встаёт.
– Ну, Простак, меня зовут Кук.
Он протягивает ему правый локоть,