каким то.. И крестный фей говорит, что телефон нужен просто, чтобы – звонить. Или сказать: «Люблю». А если некому сказать, то его надо выбросить.. Зачем он тогда?. На, вот держи. Лешка достает из кармана поношенных вельветовых брючек телефон фея. – Звони еще отцу, а то как же идти? Ты ее не донесешь, а сама она не дойдет.
– Там Антон. Он донесет. До машины. Можно попросить. – отвечаю я севшим, хриплым голосом, с трудом отрываясь от навязчивого эха внутри меня. Эха, звучащего ясным тенорком Лешки: «Хочу, как ты! Чтобы не дышать. Ты ведь ее до смерти будешь любить. И – после»…. Эха, которое говорит чистую правду. Несмотря на свой восьмилетний возраст.. Или… восьмисотлетний…?
ОСЕННИЙ ВАЛЬС ФЕЯ. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. НАЧАЛО.
– Георгий Васильевич, да найду я, что Вы! Не волнуйтесь, руки – ноги есть – Машет мне рукой, выглянув из кухни, Литягина, и через минуту хлопают дверцы шкафа, звенят тарелки, блюдца, чашки, фужеры для вина, простые, с гладким рисунком снежных крапинок и тонким силуэтом березы каплей туши.
Фей сам расписал эти бокалы, по трафарету, в минуту настроения минора, когда за окном, в городе, летел хлопьями снег, перемешанный с крапинами дождя. Противно, мокро, холодно было.
…Фей тогда лежал на диване, укрытый пледом. «Нянчил» температуру, противную, мелкую, как малиновый жук: 37,3. Но чай с малиной отказывался пить наотрез:
– Не могу, любимый! Сердце выскочит и так.. Бух, бух.. Дай мне и еще вон ту кисточку.. – Пальцы фея были перепачканы краской, тушью. Не только пальцы, но даже и нос..Я улыбаюсь, вспоминая это. Она всегда немного похожа на ребенка, мой фей….
****
…С веранды слышен шорох веток, стук поленьев об пол. В столовую проходит босой Ворохов, с мокрыми от моросящего дождя волосами, нарочито громко роняет перед камином охапку ровных березовых плашек. Следом за ним с букетом шафрана, рябиновых листьев, шапками белых хризантем и проржавленной веткой гортензии, зацветшей в этом году, видно, впервые, в тени забора и зарослей лопуха, – вваливается в комнату и чуть неуклюжий Знаменский, широко расставляя ноги в коричневато – бурых мохнатых носках. Успел когда то тоже разуться.
– Замерзли мы чего то.– Ворохов, ни к кому не обращаясь конкретно, берет с каминной полки спички.– Сейчас, очаг раскочегарю… Мадемуазель, вы там вина нам не подогреете? Шабли, мабли, все такое? – Баритон Ворохова красиво, по – шмелиному, перекатывается в направлении кухни.
– Нет проблем, Михаил Николаевич. – Тотчас отзывается Литягина.– Здесь даже коньяк есть.. Тош, помоги с посудой, а?
Антон пружинисто вскакивает с дивана и, чуть раскачиваясь, бежит на кухню. Мы остаемся в столовой вдвоем с Мишкой. Я вижу его резкий профиль, ходящие желваки, жилу на шее, небрежно застегнутый воротник джинсовки.
– Хватит дуться, Картуш! – Детское прозвище Ворохова ненамеренно слетает у меня с языка. – Если бы не Лешка, она бы помчалась домой босая, поранила бы ноги.. Ты же знаешь ее!
– При