на то. Кто-то постарался; у него даже татуировка есть.
– То есть, я могу встретить его на Корте, броситься с распростёртыми объятьями, а он свернёт мне шею?
– Что-то вроде того. Но любая проблема решаема: мы предупреждены, а значит, вооружены.
– Ты-то уже точно его не боишься.
– Боюсь. – Возразил Ош. – Он знает мой стиль, и знает моё слабое место.
– Неужели у кипов есть слабые места?
– Представь себе, есть.
– Да ну. – Тарва сделала не очень удачную попытку выглядеть холодной и язвительной. – Неужели? Никогда бы не подумала.
– Холодная ирония – не твой стиль, Командор. – Улыбнулся Ош, глядя на неё с нежностью, которой она не замечала. – Ты пылкая и очень серьёзная маленькая женщина, тебе пойдёт скандал с битьём хрупких вещей, всплеск эмоций, но никак не стервозные подначки в стиле твоей сестры.
– Умом ты не блещешь. – Зло парировала Тарва. – Я никогда не била вещи и не устраивала истерик!
– Значит, ты живёшь, постоянно подавляя свою истинную суть, и это печально.
– Не твоё дело! Я не просила тебя проводить сеанс психоанализа, мне плевать на то, что ты обо мне напридумывал!
Она вдруг подумала, что он может делиться такими сумасбродными идеями с Кейвом, которому, разумеется, не будет интересна истеричная скандалистка, и жаркая волна возмущения охватила её. Да какое он право имеет, этот кип, вмешиваться в её судьбу, влиять на её отношения с людьми?! Ещё немного, и возмущение выплеснулось бы из неё, но певица, закончив песню, вдруг заговорила со слушателями, и внимание Оша и Тарвы оказалось приковано к ней. Девушка казалась совсем молоденькой, но, когда она заговорила, ясно стало, что это не так. Кортиане были очень красивой, странной, мистической расой; внешне они напоминали то ли дриад, то ли эльфов, тонкие, остроухие, большеглазые, с каким-то диким огоньком в глазах. Их истинный возраст определить было очень трудно, как и в случае с этой девушкой.
– Следующая песня совсем новая, – говорила она, – я написала её недавно, побывав в Луане. Она на древнем языке П’илам, народа, жившего в Мраморных горах давным-давно, ещё задолго до прихода на Корту людей Мерака, поэтому не все поймут слова. Это песня о любви, конечно, как все песни во всех мирах людей, а потому всё-таки вы поймёте меня. – Она посмотрела на Оша и грустно улыбнулась ему. – Особенно те, кто знает это сердцем. Это печальная песня, и в душе я плачу всякий раз, когда её пою, но это не значит, что вам надо грустить. Лучше страдать от любви, чем жить без неё. Тот, кто сейчас страдает, – она снова посмотрела на Оша, – не помнит, как это, но если потеряет любовь, поймёт, о чём я. Берегите то, что у вас есть. Как бы ни было плохо с любимыми, без них в тысячу раз хуже, и потому иной раз кажется со стороны, что у нас нет гордости. Это не так. Но я заболталась. – Она весело улыбнулась всем присутствующим. – Это всё, что я хотела сказать.
Песня была красивая. Они пели её вдвоём, кортианка и длинноволосый мероканец, близко наклонившись друг к другу. Слов никто не понимал, но пока они пели, в баре стояла оглушительная тишина. «Может, и к лучшему, –